

Осмотрев раненых, Самарин с Девочкиным снова вер-
нулись в первый блиндаж.
— Завтра с утра придётся приготовить помещение
для операций,—сказал Самарин Девочкину, который, не
найдя себе иного места, примостился на корточках у две-
ри.—Скажите кому-нибудь из санитаров, чтобы постави-
ли печку в блиндаже, где лежат раненые, там холод-
но.—Он прошёл вглубь блиндажа, и сел на ящик с патро-
нами.—Ну что же ты, Девочкин, встал? Санитары и
сестры справятся.
— Не-ет,—махнул рукой фельдшер, как бы говоря:
«где уж там»!—Многие санитары разошлись по ротам.
Раненых и то приходится самим сюда доставлять. Вот
уже вторые сутки, как нет Дуси.
— Кто это?
— Сестра.—Мы с ней из одной деревни. Это она пе-
ренесла сюда старого служаку, который спрашивал да-
веча о сыне.
В голосе Девочкина, когда он говорил о Дусе, послы-
шалось смущение. Весь ушедший в свое дело писарь, ко-
торый, казалось, не замечал ничего вокруг, при упомина-
нии Дуси вдруг ласково улыбнулся. Безо всякой види-
мой причины, Девочкин внезапно покраснел. Самарин
догадался, что между военфельдшером и сестрой была
что-то большее, чем простые товарищеские отношения.
Девочкин переменил разговор.
— В батальоне Михайлова я вчера только побы-
вал,—сказал он.—Сын Самунина не удержал «седьмую
точку». Помощь во-время не подоспела; говорят, ни один
из защитников не остался в живых. Сами себя...
— Что?
— Сами себя взорвали...
— Почему же вы не сказали Самунину, ведь он спра-
шивал об этом?
— Пожалел старика...
Из-за занавески раздался надрывный кашель.
— Не долго проживёт военврач,—сказал Девочкин
шепотом.—Много раз собирались мы отправить его в
тыл—не соглашается: до того озлоблён против фашис-
тов! Никого не слушается, ругается.
— Тяжело больные бывают часто такими. С ними
трудно ладить. Как бы то ни было, врача придётся эва-
куировать. Больные здесь только мешают... Пришел бьг