

«Надо превозмочь...»
Бирюков стянул брюки до колен и туго перевязал ра-
ну на бедре. Рана—тяжелая: либо от осколка снаряда,
либо от разрывной пули,—напролёт. Кровоточит с двух
сторон.
Бирюков ощупал пистолет в грудном кармане и по-
пытался подняться. Ноги подкосились, не выдержали тя-
жести туловища.
— Так не годится,—произнёс он вслух.—«Мессеры»
могут навестить меня снова...
Он собрал все свои силы и поднялся на ноги. У него
потемнело в глазах, закружилась голова, но, закусив от
боли губу, он выдержал и остался стоять.
Кругом попрежнему — ни души. На западе, в двух-
трех километрах,—столб чёрного дыма. Там, наверное,
горит вражеский бомбардировщик, подбитый Бирюковым.
Южнее, ещё в двух местах, поднимается дым. Это само-
лёт ведомого Бирюкова и сбитый им «мессер». На во-
стоке не заметно ничего. В десяти-двенадцати километрах
должна быть деревня Родники. Она всегда служила ори-
ентиром лётчикам, возвращавшимся с задания; но теперь
не видать и её.
Бирюков попробовал перенести тяжесть тела на ра-
неную ногу. Больно, но шагать можно. Он прошёл не-
сколько шагов и, выбившись из сил, упал навзничь.
...Небо голубее, светлее, чем давеча. Свет ещё больше
слепит и без того ослабевшие глаза.
Бирюков опустил отяжелевшие веки и долго лежал
неподвижно. Ему снова вспомнилось детство. Тогда он
вот так же часами лежал и смотрел на небо. Его тянуло
в небо, там было так просторно... Счастливые годы дет-
ства, молодости!
Ра здался всё нарастающий гул и, немного погодя,
показались четыре «яка» и скрылись на востоке.
«Возвращаются, молодцы!»—подумал Бирюков.
Он пополз на восток. Раненая нога волочилась по
земле. Бирюков изнемогал, обливался потом.
Ночью небо заволокли тучи, поле сразу окунулось во
мрак. С севера порывами, со свистом налетал ветер, начал
моросить дождь.
Бирюков уткнулся головой в руки и, весь съёжившись,
замер.
60