

«Неужели всё кончено? Здесь, в степи?.. Неужели не
вернусь в полк?» — думал он.
Но тут же выругал себя: «Не кисни, чорт тебя побе-
ри! Жить, жить еще нужно! Некогда умирать!»
Он поднял голову, казалось, забыл боль и пополз
вперед...
4.
«Совсем перестал заниматься дневником — не тянет.
О чём писать? О смерти Саши? Тяжело...
Фашисты погубили обоих моих сыновей. Тогда где-то
за Карельским перешейком погиб Ваня, а теперь вот и
Сашка... Перестану ли я после этого проклинать фаши-
стов? Нет, не проклинать их надо, а помогать бороться
с ними до полного их разгрома!
О смерти Сашки я сам сообщил в полк, где он служил.
Домой не буду писать — как сообщить о таком великом
горе? Если судьба ко мне будет милостива,—вернусь и
сам расскажу. Если не вернусь...
Соня, дочка, единственное существо моей крови! Если
когда-либо записки эти попадут тебе в руки, ты поймешь,
до чего тяжело мне теперь. Как я любил Ваню и Сашку!
Смерть унесла твоих братьев. Но какие бы раны не на-
несла мне война, буду работать не покладая рук. Моя
работа — это тоже удар по врагу. Если со мной что слу-
чится, не поддавайся горю, не опускай голову. Люди на-
шего времени только в борьбе обретают покой и счастье.
Помни: то, что не успели сделать Ваня и Сашка, по-
стараюсь сделать я. Если я упаду преждевременно, наше
дело закончишь ты... Уважай всех честных людей, люби
Родину. Эта любовь — великая сила, слабому человеку
она придаёт силы, робких делает храбрыми, людей непри-
метных пробуждает на подвиги. Поймёшь ли ты меня?
Думаю, поймёшь, должна понять.
Что только ни вспомнилось, о чём только я ни пере-
думал в ночь смерти Сашки. До квартиры меня довела
Нина Павловна — я был как во сне. Чтобы облегчить
моё горе, она долго просидела со мной, прибрала в ком-
нате. Спасибо тебе, Нина Павловна.
В ту же ночь, несмотря на дождь, приходил и Шен-
фельд. Я считал его человеком тяжёлым. Оказывается,
ошибался: он просто угрюм по натуре. Каждому челове-
61