63 / 180
Гул мотора спутал мысли Бирюкова. Он закрыл глаза
ш прижался к земле.
Послышался звук стрельбы из пулемета и вой само-
лёта, выходящего из пике. Должно быть, гитлеровский
лётчик заметил лежащего на земле лётчика и старался
его уничтожить. Бирюков повернулся на спину и увидел
над собой «мессера» с синими крыльями и черными кре-
стами. Вражеский самолёт выровнялся, набрал высоту,
но, вскоре, повернувшись через левое крыло, снова вошёл
в пике. Пулемет затрещал снова. Пули, прожужжав как
осы, зашлёпали около головы.
— И целиться-то не умеешь, собака!—выругался Би-
рюков, глядя на дико воющий самолёт.
Лётчик несколько раз входил в пике, но попасть в цель
не смог.
«Тратишь патроны, бензин, а пользы... Тьфу!»...—И,
чтобы не видеть мечущегося над ним врага, Бирюков лёг
ничком.
Бензин ли был на исходе, кончились ли патроны, но
«мессер» больше не вошёл в пике. Он медленно стал на-
бирать высоту и полетел на запад.
Бирюков отцепил ларингофон и хотел было сесть, но
не смог. Нестерпимая боль заставила его снова лечь.
«Поясница... или бедро...»—подумал он, заметив, что
шаровары из желтой кожи на левом бедре порваны и до
самых колен испачканы кровью.
Холодный пот выступил у него на 'лбу.
Он снял перчатку и провёл рукой по лицу. Левая щека
набрякла, болит так, что дотронуться нельзя. И подборо-
док весь в крови.
В поле пусто, тихо. В ста шагах от Бирюкова догора-
ет его разбитый самолёт. Не слышно, чтобы взрывались
патроны и снаряды — видно, запас их был полностью
израсходован.
Превозмогая боль, Бирюков сел и, опираясь на руки,
огляделся.
Поле — широкое, широкое. Весною и летом здесь, ве-
роятно, очень красиво: зелёная трава, цветы, пение жа-
воронков... Но теперь вся растительность исчезла, сгнила.
Лежать без движений на этом поле — совсем тоскливо.
Эх, кабы побольше сил! Встать бы на ноги и пойти, и
идти бы до тех пор, пока не свалишься от усталости, а
потом опять идти, идти, пока не доберёшься до аэродрома.
59