

которое время услышала свист. А спустя минуту показался и
дядя Степан.
— Ну как, не очень напугалась?—опросил он.
— Нет, не очень,—храбро ответила я и протянула ему мешо-
чек с едой.
Дядя Степан положил мешочек возле куста, подошел к
роднику, ополоснул лицо, руки и только потом принялся
-за еду.
— Не нашли меня царские ищейки. Все до единого кустика
обшарили, а я во ржи прятался. Так и ушли ни с чем,—сказал
дядя Степан, кивнув в сторону, куда ушли стражники.
Сунув оставшуюся еду в карманы, он напился из родника и,
довольный, поблагодарил меня.
— Ну, моя маленькая спасительница, большущее тебе спа-
сибо. Уж не знаю, когда смогу тебя отблагодарить. Сыграл бы
на гуслях — знаю, любишь слушать, — да не знаю, когда до-
ведется... А завтра ты сумеешь еще раз прибежать?
— Конечно, сумею,—не колеблясь, согласилась я.
— А не забоишься? Ведь темно, да и не близко.
— Нет, это я вначале немного трусила, а сейчас нет.
— Вот и молодец. Никогда и ничего не бойся. Трус — это
плохой человек. Ну, теперь беги.
Проводив меня до конца оврага, дядя Степан ободряюще
подтолкнул меня вперед, а сам повернул обратно. Вскоре я
выбралась на тропинку и хотела было припустить по ней белом,
но сдержала себя: что я, трусиха, что ли? И зашагала ровным
уверенным шагом.
Ночь полна звуков и запахов. То и дело слышится щелканье
кнута — где-то недалеко пасется табун лошадей. Неугомонные
перепелки перекликаются друг с другом. А со стороны деревни
доносится запах свежевыпеченного теплого хлеба... Не заметила,
как дошла до огородов. Перелезла через изгородь и меж кар-
тофельных грядок, пригибаясь, прошла''к дому тети Улли. Она
ждала меня на крылечке и, видимо, задремала, потому что
услышала меня, когда я подошла совсем близко.
— Ну, дочка, нашла Степана-то?
— Нашла, тетя Улля.
— Что он, как? Не зайдет ли домой хоть на ночь?
— Ничего не сказал, не знаю.
— А кузнеца нет с ним?
— Нет, не было.
— Видать, не вернулся еще из Чебоксар.
Я отдала тете Улле пустой мешочек и пошла домой. Тихо,
без малейшепо звука открыла калитку, заглянула под полог.
127