Трубина, Марфа Дмитриевна. Детство

впервые за все время, как арестовали отца, нарядились в белые

платья и вышли на вайя. Отец с матерью одобрительно посмот-

рели им. вслед.

Казалось, теперь уже ничто не может омрачить моей радости.

Но на следующий день я как-то забрела к кузнице Гаврилы и

прямо испугалась тишины, которая была в ней и вокруг нее.

На дверях висел ржавый большой замок. Не слышно было ни

звона отбиваемых кос, ни жужжа н ья разводимых пил и серпов.

С уходом хозяина замерла и жизнь в кузнице.

Ма ло этого, вечером я встретила тетю Уллю и узнала от нее,

что у дяди Степана больше нет гуслей: пришлось их выменять

на пуд муки у чарашкасинакюго .мужика.

Мне до слез стало жалко бедную женщину, а еще больше

себя — ведь больше никто не играл мне на гуслях, кроме дяди

Степана...

ДО СВИДАНИЯ!

Тетя Улля, как узнала, что Степана угнали в Симбирскую

тюрьму, совсем не поднимается с постели. Я каждый день наве-

щаю ее, приношу ведро воды, подметаю полы.

очень благо-

дарна мне за это и частенько приговаривает:

— Спасибо тебе, дочка, не бросаешь меня.

А однажды тетя Улля вдруг опросила:

— Марфа, сумеешь дело одно исполнить, только чтоб никто

не приметил тебя?

— Сумею,—не задумываясь, согласилась я.—А что

надо

делать?

— Степану еду надо отнести...

— А он разве здесь? Вернулся?—вокрикнула я.

— Тише ты,—одернула меня тетя Улля. — Скрывается он.

— А где, где он скрывается?—тороплю тетю Уллю.

— Кто его знает: везде, наверно, ходит. По дороге в Сим-

бирок сбежал он, домой на часок заглянул — боится, как бы

Ка з ак Ваося не пронюхал, вот и ушел. С кузнецом они скрыва-

ются, хотят подальше куда-нибудь податься. Гаврила, говорит,

сейчас в Чебоксары уехал, с матерью попрощаться...

Я прямо была ошеломлена рассказом тети Улли. Ка>к здоро-

во: оба моих любимых человека, оказывается, на свободе и я

могу им чем-то помочь!

— Куда отнести еду, тетя Улля?

— В овраг, где киреметь. Знаешь это место?

— Знаю, знаю. Недавно я там бабушкиного теленка нашла,

заплутался он...

125