46 / 486
— Благодарствуем, добрый хозяин!
Шерккей переминался на месте с ноги на ногу, вытя
нул из-за пазухи свою неуклюжую шляпу: она так надое
ла ему в эти минуты — он не знал, куда ее приткнуть. Из
этой беды его выручил хозяин: он взял шляпу из рук
Шерккея и повесил ее на гвоздь возле двери. Потом
подхватил гостя под локоток и провел мимо занавеса
с крупными цветами, подбитого кистями с позумен
том, в передний угол. «Вон как, оказывается, живут бо
гатеи...» — мелькнуло в голове Шерккея.
Окна были задернуты широкими белыми занавесками
с кружевом по краю. В доме было просторно, светло. Стол
уставлен разнообразными закусками. За ним сидели трое.
Шерккей знал всех троих: деревенский староста Элюкка,
без конца щупавший свой острый подбородок руками —
у него вечно болели зубы; рядом с ним сидел Маххит,
такой же бедняк, как и Шерккей, работавший полевым;
далее восседал второй после Кандюка богатей Утламы-
ша, промышлявший лесом, — Узалук. Четвертый гость
стоял спиной к Шерккею и смотрел в окно. Одет он был
по-городскому — в пиджак, блестящие полуботинки, ос
трижен был на русский манер. Шерккею показалось, что
его широкая спина и мощный загривок надуты возду
хом — так он был здоров и массивен.
Нямась присел рядом с Узалуком.
Шерккей поздоровался за руку со всеми знакомыми
ему людьми, протянул было руку и стоявшему у окна,
но тот сделал вид, что не заметил его появления.
— Ну, гости дорогие, все в сборе, давайте садиться за
стол. Ты, братец Шерккей, садись рядом с Нямасем.
Сам Кандюк уселся на стуле со спинкой во главе стола.
Стоявший у окна человек медленно развернулся и ус
троился возле Элюкки на мягкой подушке в тиковой на
волочке. Он был настолько полный, что нос на его пух
лом лице казался маленьким желудем; глаза заплыли жи
ром и превратились в узенькие щелки; тройной подборо
док так и перекатывался волнами. Шерккею гость был
незнаком, и он не посмел спросить об этом Нямася.
— Тебя, Степан Иваныч, может, в центр, к столу
поближе посадить? — обратился хозяин к толстому гос
тю. — Ведь мы тут нынче, что ни говори, ради тебя со
брались...
— Ничего-ничего, с краю мне лучше, сподручнее, —
повернувшись всем телом к хозяину, пробасил имени
тый гость.
42