скачут на убеевский базар и, надев на конец длинного
шеста голицы, оповещают люд:
— Э-ге-гей! Хлеб продаем, хлеб продаем!.. Все поез
жайте в Утламыш к Кандюку за хлебом!..
И в самом деле, недавно к нему приезжали купцы из
Шемершеля и Буинска и погрузили более пятидесяти под
вод отборной ржи.
У Кандюка всего три душевых земельных надела, и на
них больно-то не разживешься. Но у него надежные люди
во всех близлежащих селениях, и потому он засевает и
поля какерлинцев, и хурнварцев, и пулмандышцев. Кан
дюк поспевает всюду.
Его старший сын Нямась — ему уже за тридцать —
промышляет в лавке, младший, Лискав, говорят, учит
ся в Казани.
В хозяйстве Кандюка восемь лошадей. Одна другой справ
нее, а уж рысистого черного жеребца знают не только в
Утламыше — вся округа дивится, когда он на скачках при
ходит неизменно первым. Коровы, овцы Кандюка приволь
но пасутся в лесу, у него свое, отдельное, стадо. Насытив
шуюся животину загоняют во двор только глубокой осенью.
Шерккею доселе ни разу не доводилось переступать
порог дома Кандюка: где уж ему вести беседы с глазу на
глаз с таким богатеем? Да и Кандюки до сего дня в счет
не клали род Шерккея. А сейчас вот... Шерккей по-преж
нему ломает голову: зачем же позвал его Кандюк к себе
в дом? Идя след в след за Урнашкой, он натужно дума
ет, скребя затылок и морща лоб...
— Кто, говоришь, там собрался? — еще раз переспра
шивает Шерккей, не веря ранее услышанному.
— Из волости приехали.
— Конторские начальники, говоришь?
— Наверно. Тройкой запряжена повозка-то, патькӑ*.
Как увидал, аж сердце чуть из груди не выскочило.
— Ай-яй-яй! Неужто впрямь?
До позапрошлого года дом Кандюка занимал ширину
огорода. Когда же старший сын женился, то надумал вы
делиться и начал строить свой дом. И хотя прожил в суп
ружестве всего один год и сейчас ходит в холостяках,
отделяться не передумал. Строится он на месте разорив
шегося соседа, который вместе с семьей двинулся в Си
бирь в поисках лучшей доли. Купив у соседа весь скарб за
бесценок, Кандюк тут же начал стройку.
‘ Искаженное русское «батька».
38




