124 / 216
такое — счастье? А может, как в песне поется, поискать все же
себе невесту в чужих краях? А что, если здесь не выгорело? Гу
лял с Ниной, о женитьбе никакой и не помышлял — молод еще
да и в армии не служил. Проклятье! И с армией этой уже по
смешищем стал в глазах всей деревни: то берут его, то возвра
щают. Вот проклятая невезучая судьба! Теперь вот еще ребе
нок родится. Не чей-нибудь, ведь его, Виталия. Новый человек...
Странно. Ведь он сам еще не нагулялся, не «перебесился», как
мать говорит, а уже — отец! А мать, значит, станет бабкой? Это
его-то мать... Да она вон как запорхала с тех пор, как заявился
в колхоз и поселился у них дядя Коля. Так и носится, так и су
етится мать... Виталий же не мальчишка, слышит, как мать,
дождавшись, когда уснет муж, убегает потихоньку в новый дом
к постояльцу и пропадает там чуть не до рассвета. Конечно, он
не дурак, чтоб не догадаться, что это и есть его настоящий отец,
тот самый монтер, который проводил много лет назад в их де
ревне свет. У матери-то об этом прямо спросить не осмеливается,
да сам не слепой, достаточно хоть на отца поглядеть — па Ми
гулая... Мать и раньше была непоседа, а с тех пор, как поселил
ся у них дядя Коля, у нее и вовсе будто крылья выросли. Все
лучшее, что ни сготовит, несет постояльцу, а тот только успева
ет уплетать за обе щеки, да еще водочки непременно пропустит
стаканчик-другой... Чем не курортное житье? А на работу уст
раиваться что-то не спешит, говорит: надо присмотреться, где
место понадежнее да денежное и служба почище... А отец, Ми
гулай, помалкивает, точно не видит ничего, как будто не он в
в доме хозяин. Он человек добрый, смирный, под каблуком у
матери. Не-ет, хоть и родной отец Виталию этот чертов посто
ялец, а не лежит у парня к нему душа. Ну нисколько! Да и за
что его любить, спрашивается? Мотался где-то почти двадцать
лет, вестей о себе не подавал, а теперь — здравствуйте! — за
явился как самый ближайший родственник. Как же, папочка!
Правду сказать, поначалу, когда постоялец поселился у них,
Виталий даже обрадовался: наконец-то отец родной отыскался!
Одна ведь кровь... Да и веселей будет: человек он, видно, быва
лый, тертый, поколесил по разным краям, даже побывал в мес
тах не столь отдаленных,— найдется, что порассказать... Но,
прожив рядом с «дядей» Колей неделю-другую, парень стал от
кровенно ненавидеть его. Хорошо хоть спят в разных домах, а то
бы давно сцепились... Уж порассказал он о своем житьс-быгье,
век бы не слышать... Давно пора его выкинуть из дома к чер
товой матери, да мать как-то жалко... И отца, Мигулая, жалко.
Он хоть и молчит, а тоже ведь не слепой... Придет с работы, по
ест молча да и уходит в старый дом спать. А спит он там или
думы свои невеселые думает, кто знает... Иногда, правда, при
мет лишнего и тогда уж сядет у окна да затянет свою излюблен
ную песню: «Эх, коль не мне, так кому же пить...» А если трез
вый, то старается руки работой занять: пилит, строгает, то кры
шу перестилает, то забор подправляет,— его просить не надо,
сам замечает, где хозяйские руки приложить надо...
120