122 / 216
посмотри, что натворила, окаянная! И этот папаша — холера
его побери! — весь в свою мать, бесстыжую Хвечис. Опозорил его
на все село!.. Не зря, не зря пиликала его гармошка на их ули
це, не зря торчала по вечерам под окнами его курчавая голова.
Э-эх, что делать теперь? Хоть плачь, хоть кричи, а чем горю по
можешь, как исправишь?..
^ ет> ты погоди, дядя Ваня,— прервал его размышления
Виталий. Ты что же, решил меня насильно женить? О-хо-хо!
Да ты забыл, что ли, теперь ведь не старые времена, когда ро
дители по рукам ударят — и хорош! А молодых и не спрашива
ли, любят ли они друг друга... Но теперь — шали-ишь! — пома
хал он пальцем перед своим носом.— Вот ты меня всякими сло
вами обругал, поносишь, на чем свет стоит, а я не в обиде. По
тому что понимаю — ты отец! Так ведь и я не виноват,— спохва
тился Виталий,— это еще доказать надо... Чего тебе Нинка там
напела?..
Иван Гаврилович выплюнул недокуренную сигарету, сжал
чесавшиеся кулаки.
Ну и ну! Весь в мать свою! Да как у тебя только язык
поворачивается такое про Нину говорить? Тьфу! И разговари-
вать-то с тобой противно! А я думал...— Он поднялся и, рванув
Виталия за воротник, поставил на ноги.— А ну, катись отсюда!
Дерьмо собачье! И чтоб духу твоего здесь больше не было.
Впредь обходи нашу улицу десятой дорогой! — и со всей злостью
поддал парню коленом под зад.
Виталий, уже который раз за сегодняшнюю ночь, хлопнул
ся в сугроб у забора.
— У-у! Вражина чертова! Еще пихается! Не был бы стари
ком, получил бы промеж глаз. Не меня, а дочку свою костери...
Не умел в руках держать, так нечего на всех собак вешать,—
ругался Кочергин, сидя на снегу.— Очень ты мне нужен — род
ниться с тобой. Не дождешься, хоть озолоти, в зятья не пойду...
Да ты любого зятя с потрохами сожрешь... Запилишь, старый
черт. Самогонки пожалел, папиросу пожадничал... А дочку —
так нате, возьмите. Да чем твою самогонку пить, лучше снег
жрать.— Кочергин сгреб горсть снегу, запихнул в рот, пожевал
и выплюнул: — Тьфу и на тебя, и на твою распрекрасную дочку....
— Лайся, лайся, собачье отродье! — отозвался Петелкин,—
Иди к своей матери да и лайся там.— Иван Гаврилович пока
зал ему кулак.— Будешь еще перед моей Ниной на коленях пол
зать, да не пойдет она за тебя... Сам не пущу. А ребенка вырас
тим, без тебя, мокрохвостого...
— К-какого ребенка? — мотая головой и пытаясь выбраться
из сугроба, спросил Виталий,— Какого ребенка, чего болтаешь?
— А такого!..— вне себя крикнул Иван Гаврилович.— Отвез
ли Нину сейчас в больницу районную. Рожа-ать! С полудня
схватило ее. Говорит, семь месяцев... Да уж тебе лучше знать...
Пока ты по деревне собак пугаешь, мучается она там. Домой
шел, да на тебя, поганца, наткнулся!
«Вре-ешь!» — хотел крикнуть Виталий, но лишь почему-то
118