9 / 20
и Кирле увидел, как на месте тонкого прутика вовсю ветвится
молоденькая ива. Долго любовался Кирле на новое деревце и
не верил: неужели это тот самый прутик, что воткнул он в
сырую землю?.. «Вот и мой Кергури вырос, как тот ивовый пру
тик», — подумал он, с удивлением глядя на сына и почему-то
стыдясь самого себя.
— Эх, отец, отец, и когда только ты перестанешь позво
лять над собой насмехаться? Когда?
— Какая ж это насмешка, Кергури? Он долг нам спишет,
Никандр-то Иванч, какая же тут насмешка? — Кирле хотел
все это сказать твердо, решительно, но, не выдержав воз
мущенного взгляда сына, весь как-то съежился, смешался и
пролепетал неуверенно.
— Ты что же, думаешь, твой сын, как эти жирные богатеи-
улбуты, тоже продается? Хочешь, чтобы я, как ты, зажал шап
ку под мышкой и кланялся им, да? Эх, отец, отец...
Видя, как отец низко опустил голову, Кергури сбавил тон
и стал спокойнее что-то объяснять ему, хотя Кирле мало что
понимал из слов сына. А тот говорил про город, где люди голо
дают, а ведь это они для всех ткут ситцы, варят сахар, делают
спички... Солдаты на войне тоже голодают, а на селе богачи
прячут хлеб и не отдают его добровольно, вот и приходится
отбирать его у них силой. Все это делается для нашей будущей
хорошей жизни. Когда мы дадим хлеб городу, у нас будут и
спички, и сахар, и ситец...
Кирле не понимал: как это в том, что голодают те, кто де
лает спички, виноват деревенский хлебороб? Тогда пусть едут
сюда да ходят за сохой, косят сено, убирают конюшни... Вон
Кирле имеет два надела земли: паши ее, возделывай, сей, жни,
молоти, мели — и будет тебе хлеб!.. А война? Кто ее повелел
начать? Не они же — крестьяне... Нет-нет, не прав Кергури,
ошибается он. Как же так: отобрать у Никандра Иванча его
хлеб и отдать бедным? Он, что ли, виноват, что я бедный?
Нет, не он, а барышник Бикмулла, это он меня изувечил, ребра
мне переломал, а не Никандр Иванч...
Кергури, видя, что отец не понимает его, прервал разговор.
— Ладно, отец, я спать хочу, — укладываясь на кутник,
сказал он миролюбиво. — Только ты с Никандр Иванчем и дру
гими не говори про меня ничего, ладно?
— Ха, выходит, мне с ними со всеми собачиться надобно?
Сын ничего не ответил, только махнул рукой. А старик сто
ял на своем: ведь не десять пудов, а тринадцать хочет простить
Никандр Иванч, как Кергури этого не понимает?..
54