Рзай, Виктор. Распахнутые ворота

Красивая зимняя звездная ночь. Под ней хорошо думается,

шагается легко... Под ногами молодого парня звонко хрустит

снег. Кто это, столь горделиво вскинув голову, шагает куда-то

уверенной походкой в эту звездную тихую ночь? Да это же Кер

гури, сын Кирле! И куда он направляется? На улах — девичьи

посиделки, что собирается на Первой улице, в небольшой бань

ке на противоположном берегу речки. Кергури переходит речку

и останавливается у баньки... Там должна быть и Клавье...

Две девушки сидят на лавочке, третья — напротив; возле

малюсенького окошка еще две подружки сидят на доске, ус

тановленной на двух табуретках. Девушки все прядут, головки

прялок почти упираются в низкий потолок. Парни пристрои

лись кто на табуретах, кто прямо на пороге. Те, что на табу

ретах, смолят трубки, а тот, что на пороге, часто зевает —

хочет спать...

Все почему-то молчат. Слышно лишь жужжанье веретен, ко

торые под тяжестью нитей нередко с тупым стуком падают

на пол. Потрескивая, горит подвешенная к потолку кероси

новая лампа — то ли керосин плохой, то ли трещит сама по

себе. И больше никаких звуков...

Невольно вспоминаются посиделки прошлых лет, где цари

ли веселье, смех, танцы, пляски... Гомон стоял такой, что дро

жали окна, пол, с потолка сыпалась чердачная земля — и ни

кто не останавливался, все плясали, пели, веселились... Крях

тя, слезала с печи хозяйка дома тетушка Хветле и умоляла:

«Ребята, вы ж избу-то мою развалите, что люди скажут?..»

Но никто не слышит старушку — поют, пляшут, веселятся.

Сегодня все иначе. Молодые все почему-то молчаливы, да в

бане больно-то и не распляшешься, хотя прежде и в банях на

улахе царило веселье, играла гармонь, звучал смех. Сегодня ник

то не поет, не смеется, не пляшет...

— Девчата, я, кажется, скоро усну! — не выдерживает одна

из девушек. — Клавье, ты же хорошо поешь, спой что-нибудь.

Все устремили взгляды на Клавье, молча сидящую с низко

опущенной головой. Вот она склонилась, чтобы подхватить на

полненное веретено, но веретено вырвалось из ее рук и со сту

ком упало на пол. Она ничего не ответила на просьбу девчат,

только взглянула в сторону двери и снова уткнулась глазами в

белоснежный фартук.

— Ну спой же, Клавье, мы уже забыли, какой у тебя го

лос...

И вновь молчит Клавье, только откинула назад черную косу

и опустила платок по самые глаза.