11 / 20
дорогой дьявола, скалит свои здоровые зубы... Кирле с Кергури
тоже пойдут этой дорогой...
Кирле не раз наблюдал, как глупая муха летает-летает без
пути-дороги и попадает ненароком в паутину. Бьется, бьется
и в конце концов протягивает ножки — умирает. И Кирле все
гда винил муху: сама виновата, потому как летала чохом, без
пути-дороги, вот и залетела в тенета. И не стоит ее жалеть.
Так и человек: мучается оттого, что не умеет жить, за что и
получает палками да нагайками. Кто, к примеру, велел Кергу
ри идти наперекор Никандру Иванчу? Кто? Конечно, тут ви
новат и сам Кирле, отец, а Кергури — его сын. Кто должен
был следить за ним, как не отец? Отец Варсонофий о том же
говорит. И правильно говорит. Надо было Кирле глядеть за
сыном, надо...
На глаза Кирле набежали непрошеные слезы, покатились
по морщинистым щекам и застряли в седой трясущейся боро
денке.
Сын спит. Он не видит отцовских слез. Может, увидел бы и
перестал бы ссориться с Никандром Иванчем...
Плохой он отец, Кирле, плохой. До сих пор не может уре
зонить сына. Что же делать, как быть? Может, сходить к отцу
Варсонофию посоветоваться? Авось он чем поможет? Бывало,
помогал...
Кирле быстро натянул залатанную шубу, шапку и скрылся
за дверью, оставив на столе забытую трубку да несколько ка
пелек слез, соскользнувших с бороды на хлебные крошки. В избе
на некоторое время воцарилась тишина. Но вскоре то ли за
печкой, то ли под лавкой зацвиркал неугомонный сверчок, и
Кергури, повернувшись с одного боку на другой, начал бре
дить во сне:
— Клавье, Клава... ты не сердись, но твой отец очень нехо
роший человек... нехороший. Ты только не сердись за то, что
так говорю...
А сверчок, обрадованный, что с ним разговаривают, за
стрекотал еще громче, еще живее.
II
Чья-то невидимая рука укрыла ночную деревню огромным
белым саваном. А на небе хозяйничают звезды во главе со сво
им пастырем — желтобородым месяцем: он, кажется, пересчи
тывает их, меняет местами, и сам то нырнет в темное облако,
то снова появится, осветив все вокруг.
56