

з а л а, скоро мы в школе начнем русскую книгу читать, тогда
и научу.
- Правда, я уже знала немало русских слов. Еще бы: ведь я
каждый день бегала к Кате, а они с матерью говорили по-рус-
ски, и я многое понимала. Так, скажет, например, мать Кате:
«Дай кошке хлеба»,—Катя делает, что ей велели. И я догады-
ваюсь, что означают эти слова.
Однажды мы с Катей играли во дворе, и вдруг она, крикнув:
«Лови меня!»—побежала. Я догадалась, что она сказала, и по-
мчалась за ней. Катя радостно обняла меня, приговаривая:
— Вот умница, поняла, молодец!
Я тоже была очень рада, что стала многое понимать по-
русски.
А моя маленькая учительница, воодушевленная моими успе-
хами, продолжала изо дня в день обучать меня русскому язы-
ку. Я же старалась изо всех сил: прежде чем сказать какое-
либо слово, я несколько раз произносила его про себя и только
потом говорила вслух.
НЕЗАБЫВАЕМОЕ ГОРЕ
Осенью отец занемог совсем. Высох словно щепка. Ходил
медленно, опираясь на палку. А когда пошли
беспрерывные
холодные дожди и мокрый снег, он лег и больше не поднялся.
К нам зачастил дед, иной раз даже оставался на ночь.
Сижу я как-то утром возле окна, листаю букварь. Мать
возится у очага. Слышу, дед подошел к ней и шепчет на ухо:
— Надо бы исповедовать зятя-то, уж больно дышит нынче
тяжело. Видать, конец близко...
Мать, закрыв лицо передником, беззвучно заплакала и вы-
шла, видимо, пошла звать попа. Спустя немного, она верну-
лась одна: поп, оказывается, уехал на базар.
К вечеру отец начал бредить. То он спешил дать сена лоша-
ди, которую мы продали еще весной, то прятался от стражника.
Дед терпеливо успокаивал его, и отец снова впадал в забытье.
На ночь к нам пришли тетя Улля, дед Иван и еще одна ху-
денькая старушка. Дед еще раз послал за попом. Но и на этот
раз мать с Альдик вернулись ни с чем: поп был в гостях
у Шешле.
— Беги туда, зови!—сердито прикрикнул на сестру дед,—
Аль не видишь, умирает отец-то...
Альдик, обливаясь слезами, побежала к Шешле. Я в страхе
прижалась в уголке на нарах. Мать с бабушкой, беззвучно
40. Детство.
145