

Под голову положила обломок ножа, кусок лыка, кочедык^
Затем укрыла отца белым холстом.
• Я, забыв про голод, тоже подошла
к гробу и, осторожно
приподняв холст, посмотрела на отца. На глазах у него лежали»
кружочки темно-красного армянского шелка, такие же лоскутки-
были в носу и ушах. Потом мне мать рассказала, что все это
значит. Говорят, покойника встречают на кладбище все мертвые
и спрашивают:
«Что доброго, что плохого нам расскажешь?»
А тот будто бы отвечает:
«Ничего не видел и не слышал: и глаза, и нос, и уши з а -
крыты были».
Если же он ответит не так, а расскажет
про доброе или
плохое, мертвые ему откажут в месте и будет он весь век бро-
дить по свету, искать себе приют...
В печи потрескивает огонь. Бабушка на двух сковородах,
печет блины. Заметив, с какой завистью я взглянула на горку
дымящихся блинов на деревянном кружке, мать положила мне
четыре блина в деревянную чашку. Я взяла блины и вышла во
двор.
Вернулись могильщики. Поливая друг другу из ковша, стали
умываться. Бабушка приготовила им обед в ласе — нарезала.-
мягкого хлеба, налила горячего молочного супа, поставила яич-
ницу и блины.
А на дворе уже стемнело. К нам опять стали собираться*
люди, которые были ночью. Мать отослала меня ночевать к тете
Улле. Та с радостью уложила меня рядом с собой, приговаривая:
— Вот и ты сироткой осталась, как я... Где-то он сейчас, мой>
Степан? Жив ли, мертв ли? Сытый или голодный? Один бог
ведает...
Когда она немного успокоилась, я опросила у нее — уж она-
то наверняка знала об этом!—где же сейчас «летает» отцова-
душа.
— Сорок дней она будет жить дома,—убежденно ответила'
тетя Улля.
— А почему она в гробу не остается?
— Зачем ей там оставаться? На свободе-то лучше.
— Какая она — душа, тетя Улля? На что похожа? На
птичку, да?
— Этого я тебе, дочка, не могу сказать, не знаю. Может, и
как птичка, а может, как воздух...
— Если она птичка, то ее и поймать можно?
— Не говори чего не надо, спи,—довольно сердито прервала,
меня тетя Улля.
149