153 / 201
— Да,—горестно вздохнув, говорю я.—У тебя нет цапы,,
теперь и у меня не будет...—И слезы снова неудержимо поли-
лись из моих глаз.
— Не плачь, Марфушка, не надо,—утешает Катя.—Хочешь,,
поиграем с тобой?
— А как?—утирая слезы, спрашиваю я.
— Ну, хотя бы в сенокос.
Я согласно киваю головой, и мы начинаем рвать пожухлую
осеннюю траву, складывать ее в копны.
— А теперь давай сделаем большой стог,—предлагает Катя.
Я нашла небольшую палочку, воткнула ее в землю, полу-
чился сердечник. Малые копны мы подтащили ближе к стогу и
начали укладывать «вилами»—двурогими палочками.
— Катя!—послышался со двора голос Катиной мамы.—Где
ты пропала? Идем домой!
Моя подружка быстро оставила игру и побежала, на ходу
крикнув:
— В школу пора!
Я одна докончила укладывать стог, а потом снова нарвала
травы и сложила еще один, потом еще... Играю, а из головы не
идет мысль о том, что отца больше нет. А мне никак в это не
верится. Ведь совсем недавно мы с ним ходили на загон по-
смотреть, как взошла озимь. День был солнечный, теплый. Отец
даже сохман расстегнул. И очень обрадовался, что озимь хоро-
шо взошла. На обратном пути мы свернули в лес, нарвали
орехов. Полную шапку. Отец не притронулся ни к одному ореху,
все я съела... Или — еще случай был в прошлом году, летом.
Идем мы с отцом мимо поповской усадьбы, а сквозь изгородь
видны спелые-спелые вишни. Я и протяни руку в щелку. Отец
сердито отдернул мою руку и сурово сказал:
— Не смей, слышишь? Никогда не смей брать чужое!
Я шла за ним, как побитая, сгорая со стыда. А дома за
обедом отец как бы ненароком рассказал про одного парнишку,
который стал вором. Сначала он крал из чужих садов ягоды,
яблоки, а потом добрался до ульев. Родители же вместо того,
чтобы остановить его, с радостью принимали все, что он прино-
сил. А тот и рад стараться: уже лошадей стал угонять. Поймали
потом его, сильно избили и в Сибирь отправили. Вот до чего
доводят чужие ягоды!..
До меня дошел запах масла, и я вспомнила, что давно хочу
есть. «Пойду, хлеба отрежу»,—решила я и вошла в избу.
Отец уже лежал в гробу, вымытый, одетый во все лучшее.
Мать, с опухшим от слез лицом, неслышно подошла к гробу и
сунула в карман отцовского сохмана кисет с табаком и трубку.
148