7 / 10
еще теплые. Мой рот наполняется слюной. Но мы их съедим
не сейчас. Моя мечта — как сказка: когда пойдем домой, мы
сядем в поле у дороги: поле — огромное-огромное, вдалеке
видно то дерево, которое показалось мне родным, мы сидим
с Лизук на траве и смотрим на него, надо, чтобы поблизости
никого не было, я разломлю один кусок пополам, и, никого
на стесняясь, медленно-медленно, долго-долго мы будем есть
хлеб... Хорошо бы другой кусок донести до дома... А там разде
лим его на три части — и опять будем есть хлеб!
Нам приносят миску супа. Мама учила нас всякую еду де
лить поровну, и мы решаем есть суп по очереди. Но ждать,
когда Лизук проглотит ложку, — мучение: мы вчера ели с
ней свербигу, может быть, поэтому, а может, от простуды,
но губы сестры сильно распухли, она не может глотать горя
чий наперченный суп, ждет, чтоб он остыл, дует. Это как
насмешка надо мной, только душу травит. Не выдержав, я
придумываю другой способ. Лизук безропотно соглашается.
Теперь каждый ест по две ложки. Я проглатываю их мигом,
потом сижу и жду. Наверное, до Лизук дошло, как я муча
юсь, она уже не дует, торопится, после каждого глотка сто
нет от боли.
На дне миски осталось еще три-четыре ложки, когда я
увидела, что мимо окна проходит доктор. Куда он идет? Не
ужели закончили работу? А вдруг он пошел домой? Потом
ведь его не найдешь!
— Лизук, ты сиди тут, смотри, без меня суп не ешь. И
хлеб не трогай! — наказываю я и бросаюсь на улицу.
Догоняю доктора и трогаю его за рукав:
— Дядя! Дядя доктор!
Показываю ему бумажку:
— С этой бумажкой нам дадут сено?
Доктор не понимает моих слов. Тогда я спрашиваю во вто
рой раз:
— С этой бумажкой нам разрешат косить сено?
По лицу доктора я вдруг догадываюсь, что по этой бумаге
нам ничего не дадут. Передо мной по краю ясного неба вверх-
вниз, вверх-вниз качается солнце, и его красные лучи ши
роким потоком ползут ко мне по железной крыше. Я не могу
объяснить по порядку. Вокруг нас собирается толпа. Слышит
ся чей-то дикий крик.
280