2 / 10
А мамин голос становится уверенней, она воодушевляет
ся, словно хочет сообщить мне радостную весть.
— А знаешь, в районе есть столовая, сводишь Лизук в
больницу, зайди туда. Там часто продают хлеб. Если не будут
давать отдельно, возьми суп, а уж с супом обязательно да
дут кусок хлеба.
Хлеб?! Дальняя дорога больше не пугает меня. Мамины
слова проникли в самый затаенный уголок моего сердца. Иног
да, во время страды, в нашем колхозе давали по целому лом
тю хлеба, и я его пробовала. Но я, девятилетняя, родившая
ся в год войны, не помню, чтобы моя мама когда-нибудь
пекла его.
Ради хлеба я готова была пойти хоть на край света.
— А до больницы далеко? — спрашиваю я, хотя знаю,
что все равно пойду.
— Восемь верст. Выйдешь из деревни, пойдешь к селу Тур-
хан. Его мельница видна издали, на нее и держи путь, нику
да не сворачивай, иди по этой дороге и попадешь в рай
центр. Больница — длинный белый дом.
Обрадованная моим согласием, мама вдруг умолкает, смот
рит на меня долгим взглядом, словно сомневается в чем-то.
Потом вздыхает и крепко обнимает меня. Мама обнимает
меня, а я чувствую себя сиротой — мне надо идти в неизвест
ные дальние края.
На дорогу мы с Лизук выпиваем по чашке молока. Я ощу
пываю тряпочку, в которую мама завернула деньги. Потом
беру Лизук за руку, и мы выходим на улицу.
— Дурочка Лизук! Дурочка Лизук! — кричат дети.
Я бы погналась за ними, но сейчас надо торопиться, по
этому иду молча. Лизук, как больной ягненок, тихо плетется
за мной.
— Дурочка Лизук! Дурочка Лизук!
Я хочу быстрее выйти из деревни, чтобы не слышать на
смешливых криков.
Ветлы села Турхан выше и темнее наших, они словно спра
шивают: «Что вы тут делаете?» Подальше бы от них, и я
тяну Лизук на середину дороги. И дорога здесь другая, хотя
она покрыта пылью, а идешь по ней как по острым камням.
За нами несется мальчик, оседлавший палку. Мы бежим от
него и, чтобы спрятаться, вбегаем в какой-то дом, дверь ко-
18
*
275