124 / 140
ли это первой любви? Вот повела печальную мелодию
одинокая виолончель, протестующе загудел контрабас.
Его голосу вняли кларнеты. Их поддержали трубы. Сно
ва ожили скрипки. И весь оркестр, вплоть до барабана,
как бы согласился с ними и подхватил их бодрую ме
лодию.
«Какая знакомая музыка! — подумала Саламби.— Но
когда и где я могла ее слышать?»
Сверкнула молния. Приемник затрещал. Девушка по
спешила его выключить.
В О З В Р А Щ Е Н И Е А Л М А З О В А
Алмазов возвращался в родные места. Он горел не
терпением как можно скорее увидеть то, что было дорого
его сердцу.
Поезд не успел еще остановиться, как он спрыгнул
с подножки вагона и выбежал за вокзал.
Некогда прятавшийся в ложбине, город разросся и
вылез на холмы. Появилось много новых больших до
мов. «Родной город! О тебе уже слагали песни! Вот
рождается еще одна в моей душе»,^- мысленно произ
нес он, тихо напевая новую песню.
Прежде всего Алмазов решил зайти к Анне Ивановне.
У Дома печати он остановился перед газетной вит
риной, вспомнил, что в прошлые годы и его имя появля
лось на страницах газет. Его, молодого композитора,
называли «талантливым». Потом это случалось все рейсе
и реже. А однажды он даже услышал о себе: «Был та
лант, да вышел».
«Неужели это правда? Нет, я докажу другое! Обо мне
еще заговорят!» — повторил он упрямо.
Его мысли перебросились к Анне Ивановне. Каково-
то живется ей теперь? Квартируют ли у нее по-прежне
му студенты?..
Он шел и представлял себе встречу с доброй и госте
приимной Анной Ивановной. Она, конечно, как всегда,
сразу же пригласит его за стол. Из кухни будет, как
прежде, валить дым и доноситься запах жареного лука
и подгоревшей каши...
'Вот и домик Анны Ивановны. У домика росла вы
сокая липа. Алмазов узнал ее и обрадовался, словно
122