126 / 140
У Алмазова екнуло сердце.
— Такой девушки уж мне никогда не сыскать,— про
должала старушка.— А с теми, кто мне не нравится, не
стоит, думаю, жить. Саламби мне за родную дочь была.
А ты с Музой связался. Смотри, сынок, молодость мо
жет идти широкой дорогой и может пройти узенькой,
такой, что самому потом стыдно будет. Дай-ка водички,
вон оттуда, из самовара.
Алмазов налил ей кружку чаю.
— Гордый ты, сынок,— произнесла Анна Ивановна,
возвращая ему пустую кружку.— Я примечала это, да
не говорила. А знала бы, что так станет, давно бы креп
ко отругала. Оставил учебу, связался с этой вертушкой
Музой, запропал куда-то. А я ожидала, что ты станешь
настоящим музыкантом. Д а не одна я...
Она говорила правду. Он чувствовал это и не знал,
куда деваться от стыда. А она не щадила его:
— Из-за своей гордости оставил друзей, забыл,
что старик Соловьев говорил: «Музыкант без родного
народа, что соловей без песни». Он так и умер, не
дождавшись тебя. Жаль. А ведь он верил в твой
талант.
Сердце Алмазова переполнилось болью. Он вспомнил
и то, как Саланов сказал ему при Саламби: «Смотри,
Анатолий, не оберешься стыда, если не оправдаешь на
ших надежд».
Анна Ивановна продолжала бередить его раны:
— Каких друзей бросил! Чего только не претерпела
из-за тебя Саламби! В старину, когда приближалась
гроза, чтобы не побило хлеб градом, такую, как она,
девушку наряжали в одежду из тонкого полотна, и она
с хлебом-солью шла в поле, чтобы помолиться грозовым
тучам. Такую, сынок, редко встретишь... Теперь Саламби
выходит замуж,— обрушила она на Алмазова внезап
ный удар.— Нашелся отец Валерика. Он работает в том
же районе, в МТС. На прошлой неделе Саламби с ним
приезжала в город, зашли они и ко мне. Его Андреем зо
вут. Понравился мне: толковый человек. Обрадовалась’
я за нее. А она что-то не очень рада...
Алмазов видел, что хозяйка хочет еще что-то сказать,
но ей было тяжело говорить, и она умолкла.
124