6 / 58
он остановился, словно чего-то припоминая, а потом
решительно двинулся по тропинке, ведущей через ши
рокую луговину на деревенские зады. Судя по всему,
паренек давно здесь не был. Он то и дело останавли
вался, обводя счастливыми глазами весь этот простор,
с наслаждением вдыхал воздух, густой и сладкий, как
июльский мед.
За синей далью лесов терялись извилистые берега
Сормы, золотое поле спелой ржи, раскинутое возле
опушки ближнего леса, слепило глаза. Паренек блажен
но щурился, подставляя солнцу и легонькому ветерку,
тянувшему из сырой ложбины, потное, разгоряченное
лицо.
Несмотря на свой явно городской вид — модные
джинсы и майку с эмблемой какого-то международно
го фестиваля, «ученый» сынок тетушки Хветли, Сань
ка, а это был он, не утратил наследственных черт сорм-
босьской породы, отличающейся крепким телосложе
нием и простодушным, открытым выражением лица.
Паренек двинулся низом, где на распаханной цели
не топорщила листья высокая, в рост человека, ко
нопля. Терпкий запах щекотал ноздри.
Белые гуси паслись на зеленой траве.
Не в силах больше сдерживать своих чувств, Сань
ка присел на склоне крутого оврага, уже почти под
нявшись к своему огороду. Шелест стеблей ячменя, рит
мичное потрескивание сухих остей начинающего твер
деть колоса, томные вздохи горячей земли, успокаи
вающая прохлада далеких снежных облаков — все про
никало в сердце, все требовало выражения.
Сын Хветли-инге был музыкантом. Еще мальчиком,
когда он впервые обнаружил внутри себя потоки не
обыкновенных ощущений, каким-то таинственным об
разом связанных с ритмом его сердца и ритмами окру
жающего мира, Санька догадался, что музыка — это
не только песни и игра на гармошке. Музыка живет
всюду, сама по себе; как камень или глина скрывают
в себе непроявленные образы, так и все вокруг таит в
своих глубинах тонкую и хрупкую мелодию.
128