Празук-инге хмурила свои все еще красивые тем
ные брови, выражая неудовольствие:
— А понравится ли твоему сыну моя Сухви? У него
в городе разве еще не нашлось невесты?
— Об этом я ничего не ведаю и ведать не хочу. А
твоя дочка на глазах выросла, знаю — нет в ней ника
кого изъяна. Вот уж красива так красива, что босая,
что обутая, что в простом платьице, что в нарядном.
Аккуратная, вежливая, всегда готова помочь, скром
ная, душевная. Родня хорошая, ни о ком слова плохо
го не слыхать. Скажи откровенно, Празук-инге, чем
тебе мой сынок не нравится?
— Я его не хаю, соседка. Только каков он, не знаю.
Вот уже два года не приезжал твой ученый в Сорм
бось.
Обычно в таких разговорах последнее слово остает
ся за матерью Сухви — она женщина умная, сдержан
ная, не то что простушка Хветли, да и к тому же чем
отвести упрек? Судьба младшего еще не устроена. А ну
как сложится так же неудачно, как у старших? Забы
ли, совсем забыли сыны родину. Мать не навещают —
некогда. Снохи городские, им в деревню ездить неин
тересно. Город детей поедает, как мельница зерно. Ох,
горюшко, забыла, когда всей семьей за одним столом
собирались. Если бы Санька в жены Сухви взял, она
бы уж не гнушалась своей свекрови. Писал сынок в
последнем письме, что собирается приехать, хорошо
бы, если к ярмарке поспел.
2
Дни перед ярмаркой стояли душные,
дождей не было больше двух недель. Жара сморила ли
стья липы, вяза, орешника, иссушила траву по обо
чинам дороги и на высоких местах.
В один из июльских дней, в полдень, на пыльной
проезжей дороге, ведущей в Сормбось, показался па
ренек со спортивной сумкой через плечо. Дойдя до того
места, где дорога сворачивает на деревенскую улицу,
127