10 / 58
«звукоизвлечение». Вот поэтому-то он и не влюблялся
по-настоящему, все ждал, все надеялся на заветный,
родной отзвук.
Чувашские девушки казались ему самыми красивы
ми, самыми «музыкальными», а среди землячек он не
встречал лучше Сухви, впрочем, о ней он думал ред
ко, замотанный и заверченный каждодневной суетой.
Ему захотелось представить ее лицо, вспомнить, что
в нем привлекает.
«Немного грустное, — отметила память, — но грусть
особенная, тихая, нежная. Она, наверно, страдает —
ее здесь, конечно, не могут понять. Кто расслышит ее
особое «звучание»? Вон как орет эта толстая тетка: «Сух
ви, гони овец на Касликавар!» Да такая «заглушит» кого
хочешь. А девушка очень чувствительная. Ее выразитель
ные глаза меняются, помнится, от каждого сказанно
го ей слова: то вспыхнут обидой, то загорятся сочув
ствием, то кротко замерцают, то заискрятся веселым
смехом, но чаще всего все-таки печальные».
В прошлый свой приезд Санька не пропустил ни
одного деревенского хоровода. Сухви тоже выходила на
улицу, случалось, и пела вместе со всеми, но так, что
бы голос не выделялся: начинала последней, а конча
ла первой. Кого-кого, но музыканта она не могла об
мануть — он все равно слышал. Если девушка молча
ла, песня не ладилась — будто что-то неуловимое про
падало в согласном звучании хора. Стоило Сухви всту
пить, как ее чистое сопрано, словно драгоценный би
сер, «вышивало» на мелодии свой неповторимый узор.
А как она смеется!.. Это же просто журчание ручей
ка. Вот бы попробовать записать ее смех...
Мать тогда еще заметила, что сыну нравится певу
нья Сухви.
«Хочешь, оженим тебя на дочке Празук-инге? Хоро
шенькая», — предложила как-то ненароком Хветли-
инге.
Вот и в последнем письме опять ввернула: «Вырос
ла совсем певунья Сухви, еще красивей стала».
Да, интересно все-таки посмотреть на нее.
132