Ильбек, Мигулай. Черный хлеб

больше ты, так? Брось и думать, что Тухтар когда-либо

перейдет к тебе...» А теперь вот и этот на его слова о

том, что надо бы тебе, Тухтар, подумать, вон как отве

тил:

— А что тут думать, дядя Шерккей? У меня ведь все

богатство — две руки, не получится у вас работать, могу

у дяди Элендея... К тому же, пора мне подумать и о са

мостоятельном житье-бытье...

— Да уж, теперь ты взрослый, можно и так рассуж

дать...

А если Тухтар и вправду надумает уйти к Элендею,

что ему, Шерккею, делать? Ведь тогда и его надел пе

рейдет к Элендею? И Элендей только рад будет этому...

Не-ет, так не пойдет, не зря говорят, сухая ложка рот

дерет.

— Тухтар, братец, ты уж не обессудь за такой разго

вор, не обессудь. Мы меж собой и поссоримся, и поми

римся, а ты знай одно: дядя Шерккей до сего дня тебя

ничем не обделил, не обидел... Ну а с пиджаком что выш

ло... Ты, выходит, продавать его не собираешься?

Тухтар помотал головой: нет.

— Ну так на нет и суда нет. Есть желание — надевай

да носи. А как же: не лишний он тебе, совсем не лишний.

Ну а коль спонадобится когда — на свадьбу там иль на

базар, — чай, не откажешь и Тимруку, дашь разок на

деть...

— Об этом и слова не трать, дядя Шерккей, — обра

довался Тухтар, что дело закончилось миром. — С Тимру-

ком мы сами обо всем договоримся.

В это время у ворот остановился высокий смуглый че

ловек. Шерккей узнал его еще издали: это был деревен

ский полудурок Урнашка с рябым, как терка, лицом. Его

зеленоватые узкие глаза были так широко расставлены

на лице, что казалось, будто они поссорились меж со

бой и каждый углубился в свою ямку, чтобы не видеть

другого. Рот Урнашки с редкими мелкими зубами был

вечно раскрыт.

Урнашка помогает в лавке сыну Кандюка — Нямасю,

сторожит ее ночами; откуда он взялся, есть ли у него на

свете родные или близкие и где они живут — в деревне

об этом никто не знает, да и сам он не рассказывает о

том. Живет он у Кандюка уже пять-шесть лет. В Утламыше

по имени его никто не зовет: Урнашка да Урнашка, ка

ково его настоящее имя и кто его у него отнял — тоже

неизвестно. А он и не унывает от этого, видимо, нет к