

становилось в ней яутко, и всё ка-
залось, что вот-вот стукнешься го-
ловой о потолок. Мебель соответст-
вовала помещению; было три старых
стула, не совсем исправных, краше-
ный стол в углу, на котором лежало
несколько тетрадей и книг; уже по
тому, как они были запылены, видно
было, что до них давно не касалась
ничья рука; и, наконец, неуклюжая
большая оофа, занимавшая чуть
г
ли
не всю стену и половину ширины
всей комнаты, когда-то обитая сит-
цем, но теперь в лохмотьях. Перед
софой стоял маленький столик.
Он благополучно избежал встреч
с жильцами на лестнице. Каморка его
приходилась под самою кровлею высо-
кого пятиэтажного дома; молодой че-
ловек был очень доволен, не встре-
тив никого из них, и неприметно
проскользнул на улицу.
На улице жара стояла страшная,
к тому же духота, толкотня, всюду
извёстка, леса, кирпич и та особен-
ная летняя вонь. Нестерпимая же
вонь из распивочных, которых в этой
части города особенное множество,
и пьяные, поминутно попадавшиеся,
несмотря на буднее время, доверша-
ли отвратительный и грустный коло-
рит картины. Чувство глубочайшего
омерзения мелькнуло на миг в тон-
ких чертах молодого человека. Но
скоро он впал как бы в глубокую
задумчивость, даже, вернее оказать,
как бы в забытье, и пошёл, уже не
замечая окружающего, да и не желая
его замечать. Изредка только бор-
мотал он что-то про себя, от сво-
ей привычки к монологам, в кото-
рой он сейчас сам себе
признался.
В эту же минуту он
и
оам
сознавал,
что мысли его порой мешаются и
что он очень олаб: второй день уж
он почти совсем ничего не
е л . |
Идти ему было немного: он да-
же знал, сколько шагов от ворот
его дома: ровно семьсот тридцать.
Как-то раз он их сосчитал, когда
уж очень размечтался. В то время
он и сам ещё не верил этим мечтам
своим и только раздражал себя их
безобразною, но соблазнительною
дерзости». Теперь же, месяц
спус-
т я,
он уже начинал смотреть иначе
и, несмотря на все поддразнивающие
монологи о собственном бессилии,
нерешимости, "безобразную" мечту
как-то даже поневоле привык счи-
тать уже предприятием, хотя всё
ещё сам себе не верил.
С замиранием сердца и нервной
дрожью подошёл он к преогромнейше-
му дому, выходившему одной стеной
на канаву, а другой - в -ю улицу.
Выходящие и входящие так и шмыгали
под обеими воротами и в обеих дво-
рах дома. Лестница была тёмная и
узкая, "чёрная", но он всё это уже
знал и изучил, и ему вся эта обстач
новка нравилась. Здеоь загородили
ему дорогу ототавные солдаты-но-
силыцики, выносившие из одной квар-'
тиры мебель. "Не бледен ли
я
очень"!
- думалось ему. - Не в особенном
97