145 / 196
"Буянили... пьяные, дрались", - докладывали караульщики.
"А, неугомонные!... Кто ты такой?"
Спрошенный пустился было в объяснения:
"Да я . . . как перед истинным! . . . Он сам . .. Меня Митька мазанул,
- что же у меня рожа бесплатная, что л ь ? . . . "
"Молчать, дурак! После разберут. Фамилия?"
"Афонькин, Семен . . ."
"Адрес твой, где проживаешь?"
Кирилл Семонович хмуро, записывал в книгу происшествий фамилии
и адреса. В канцелярии было грязно, скучно, густо пахло табачным
дымом и гнилью, висячая лампа ехидно коптила, хотелось спать, а
тут эти дебоширы. Кирилл Семенович злобился.
"Ты? - вопросительно обернулся он к Яшке и, узнав его, затряс-
ся в раздражении, - ты коновод, знаю я тебя! Давно пора в клопов-
ник, балалаеганик свинячий!"
" А . . . ферамор-то?" - удивился было Яшка, но сдержался, не спро-
сил и с чувством новой обиды от жизни поплелся вместе с другими
в клоповник.
Утром, после отвратительной ночи, выпустили всех. Начинающий-
ся над городом день смеялся над Яшкой. Сердце сжималось от тоски
и обиды. Казалось, что все тыкают в него пальцами и шепчут: "Вот
он, вот он, Яшка Коростелев, цирульник, свинячий балалаечник!
Вот он !"
Дома Дарья встретила сына, как водится, бранью. Васька сооб-
щил, что приходили посетители, а управиться с ними было некому.
Яшка нечаянно посмотрел на себя в зеркало и, увидев лохматую,
всклокоченную голову, синяк на лбу и соломинку в усах, упал ду-
хом. Он сел у стола и подпер руками склоненную голову.
"Эх, Яшонька", - вздохнул он жалобно.
А стены хохотали. И казалось, что они напирают со всех сторон
в намерении вдребезги раздавить Яшкину голову. Яшка тусклым взо-
ром щупал стены: напирают, раздавят - бездушные!
Тяжело и мучительно ворочалась в душе глыба тоски. Опять вспо-
мнилась Швеция.
"И какого черта он не отвечает? - зло подумал Яшка про Лудсе-
на, - э! все равно, - он решительно махнул рукой, - уеду куда
глаза глядят, пропади все пропадом".
144