

И Яшка деловито стал доказывать, что его решение твердое.
"Во-первых, ты-то пойми: стричь мне надоело - обрыдло!...
Мать ворчит. Скучно. Ни ты людям, ни тебе лвди. А во-вторых, ма-
трос и туда едет, и сюда едет, куда хошь, и все любопытно. Народ
вольный. А мне что? Человек я свободный, капиталу все равно нет ".
"Это конечно".
"Ну в о т . .. А там, смотришь, и до Швеции когда-нибудь д о е д у . . ."
"Да ты серьезно, что ль?"
Яшка засмеялся:
"Вот чудная! С чего я врать буду?"
Катька вздохнула и замолчала. Яшка подумал, что ей должно быть
все это обидно, но ведь он себя ничем не связывал и ее ни в чем
не обманывал, обещаний ведь но было, что всегда при ней будет. Он
захотел все-таки развеселить Катьку и взял балалайку. Заиграл и
запел:
" . . . У тальянки медны планки,
Тонки, звонки голоса . . . "
И защелкал языком в припев к балалайке:
"Тир-тар, - тир-тар, -
Тир-дар-да".
"Весело парню!" - подумала Катька.
" . . . чтобы милой слышно было
через темные леса".
Катька налила еще по рюмочке и покорно соглашалась:
"Ну что ж? Прощай, коль не шутишь".
А Яшка продолжал:
" . . . Шляпку модную надела
Катька задом наперед,
Насмешила всю гулянку,
Распотешила народ".
"Ну, выпьем на прощанье", - предложила Катька.
"Выпьем, душа моя, выпьем".
Выпили. Яшка опять затянул:
"Прощай, милка, я уеду,
Не увидишь мово следу".
"Стой, Яша, - шепнула Катька и посмотрела на дверь, - стой, я
тебе чего скажу".
"Ну?" - Яшка остановился.
147