

парикмахером, а изобразил палачом. В самой парикмахерской, малеш
кой каморке с низким потолком и одним окном на улицу, отояли по
стенам два зеркала; на подзеркальниках лежали бритвы, полотенца,
щетки. По соседству с зеркалами на стенах висели объявления пар-
фюмерных фирм о вежетале и красках для волос и олеографии. Все
было неопрятно, пыльно.
Будний день в парикмахерской проходил так.
Утром в восемь часов задним ходом через дверь на кухню являл-
ся Васька в сплгаценной кепке, в длинном потертом пиджаке, в нео-
бычайно широких, но коротких брюках, сзади внизу необычайно
грязных, в латаных коробленых штиблетах. Дарья встречала подма-
стерье неизменно презрительным взглядом и стереотипным приказа-
нием:
"Отпирай, - тот еще дрыхнет".
Васька входил в темное от закрытых ставней помещение парикма-
херской, снимал о себя пиджак и облачался в белый грязноватый ха-
лат, перекладывая из карманов пиджака в карманы халата папиросы
и спички.
"Никогда старая карга чаем не угостит", - думал он, отворяя
дверь и ставни.
Затем усаживался к окну и читал "русское Слово", выписываемое
Яшкой. Дарья оставляла открытой дверь из кухни, чтобы слышно бы-
ло, как входят посетители, а то ведь Васька мог и скрыть, а за-
работок положить в свой карман. Но утром посетителей почти не бы-
вало, и в парикмахерской стояла такая тишина, что из соседней
комнатки явственно доносился мрачный храп Яшки, и от окна было
слышно, как бьются о стекла и жужжат мухи. Потом из-за стенки
раздавалось:
"Васька! Приходил кто?"
Это кричал о постели Яшка. Узнав, что никого не было, он шум-
но одевался, громыхал стулом, стуча штиблетами.
"Маменька, - кричал он в кухню, - самовар!"
И усаживался чаевничать.
"Покрепче, что ль, заварить?" - опрашивала мать.
"Покрепче: голова т о г о . . . "
"То-то . .. И когда ты очеловечишься?"
"Маменька, брось".
Яшка звал подмастерье и угощал его чаем. Просматривал газету.
128