

Дарья, бойкая сухощавая старуха, твердо была убеждена в том,
что миром и жизнью правят только две силы. Бог и деньги. Иных
сил она не знала, этим же двум норовила всячески угодить - была
набожна и скупа; постилась в Великий пост, в Успенокий поот в
Филипповки, под Крещенье, под Усекновение Главы и в разных иных
случаях, кроме того - круглый год по средам и пятницам, поотяоь,
она считала, что разом делает два добрых дела: душу опаоает и
копеечку экономит. Яшка же, Дарьин сын, парень лет двадцати пя-
ти, насчет Бога и постов держался легкого образа мыслей, а день-
ги считал существующими преимущественно для пиршеств и кутежей
и, между прочим, побочно, для покупки таких неинтересных, хотя
и необходимых вещей, как хлеб, галоши, мыло, гвозди. При таком
разногласии удивительно ли, что мать и сын крупно не ладили?
Когда знакомые бабы на базаре спрашивали Дарью:
"Как здравствует сынок ваш, Яков Ильич?" - она о прискорбием
восклицала:
"Шарлот, стыдобушка моя! Мыкаю горе: наказал Господь оынком!"
И пускалась в такие подробности насчет качеств и поведения
сынка, что бабы сокрушенно качали головами и сочувственно Дарье
шептались:
"Милыя вы мои! Батюшки-оветы!"
Иногда Дарья укоризненно внушала Яшке:
"Ты хоть бы женился, фармазон! Хоть ба жена-то образила бы
твою рожу! Ну на кого ты похож, поомотриоь ты на себя? Ведь эта-
кой харей только нечистых пугать о полуночи".
Яшка слушал и равнодушно молчал. Это еще более поджигало Да-
рью, и она расходилась, как бывало о покойным Ильей Кузьмичом,
Яшкиным отцом. Однако Яшка терпел до известной границы, затем у
него терпение пропадало, он подходил к матери, фамильярно по- |
хлопывал ее по плечу и советовал:
"Ну-ка, маменька: оборот кругом - марш! А не т о . . . "
Он, улыбаясь, вкладывал в рот два пальца правой руки, наду-
вал губы и делал вид, что начнет свистеть. Свиот у него получал-
ся удивительно зычный, как оирена морского баркаоа, и такой ед-
кий, что
маменьку
"индо о нутра ворочало", как она жаловалась
125