

рону Петрикеева упали два немца. А потом смотрим —
и наш горит. Он не упал, а так, с огнём и сел за дерев-
ней. В тот день в деревне были немцы. Наши деревенские
побежали было к самолёту, да только немцы, вишь ты,
упредили: близко подойти не дали. Вот оно как, сынок.
Жив бы он остался, кабы не немцы... Смотрим и видим:
стоит лётчик у горящего самолёта, ждет немцев. А их
человек двадцать — все к нему бегут. Только стали под-
ходить,— послышался
выстрел. Затем — еще и еще.
Один за другим свалились три немца. Лётчик, стало
быть, пристрелил тех, что бежали впереди. Ну, те, гит-
леровцы, которые остались, кричат ему — сдавайся,,
дескать. А у нашего-то, должно, кончились патроны, как
крикнет — я как следует не расслышал, слышали те. что
были впереди—«Коммунисты не сдаются!»—и—в огонь.
Все патроны, видать, расстрелял... Так его и не видели
больше. Так оно вот было, сынок...
Стирик тяжело вздохнул. Рассказ его глубоко взвол-
новал Гаврилова.
«Так вот какой славной смертью пал ты, Пахом!» —
подумал он.
— Женатый он был, али парень?—спросил дед, после
некоторого молчания.
— У него жена, ребёнок и мать,— сказал Гаврилов и
тут же подумал: «Живы ли они теперь?» .
— Сколько людей погубил этот Гитлер! Эх!—дед вы-
колотил об огниво пепел из погасшей трубки и прибавил
шагу.
— Вон, видишь? Там вот,— он указал на каркас
фюз еляжа, валявшегося в тальнике.— А лётчика мы в ту
же ночь по\'оронили. Героя, говорю, сгоревшего, земле
предали. Немцы после долго допытывались, кто это
сделал, да гак и не нашли.
Они дошли до могилы Пахома. Оба сняли шапки и
молча склонились над ней.
— Летом хотим тут каменный столбик поставить,—
сказал старик, надевая, вслед за Гавриловым, шапку.
— Ухаживайте за этой могилой, дедушка,— сказал
Гаврилов, прощаясь со стариком.— Он был настоящий
коммунист, настоящий герой.
— Как же, сынок. Будем следить. Об этом и говорить
не надо. Только бы немцы больше не приходили.
127