Previous Page  71 / 201 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 71 / 201 Next Page
Page Background

пристать к нему с расспросами: где он пропадал, целы ли гусли,

играет ли он на них... Но мать, не дав мне раздеться, повела

к столу, на котором дымилась керосиновая лампа без стекла.

Ей не терпелось увидеть, правда ли мои глаза поправились.

Убедившись, что я прекрасно вижу, она даже всплакнула, а

потом с укором—скорее, самой себе—сказала:

— Связалась с этими знахарками, Манефой да Угаххой, и

чуть было не оставила девчонку слепой. А сколько добра на них

извела? Счастье наше, что русский доктор сжалился, выходил

дочку.

А дядя Степан добавил:

— Без докторов ни от какого недуга не избавишься, это точ-

но. А то, что эти юмзи да монахи болтают,— ерунда все, никто

еще от их обману не вылечился.

— Да, да, Степан, твоя правда. Уж теперь-то я их близко не

подпущу к дому.

—• И правильно сделаешь. Мало того — пользы от них нет,

так ведь вреда сколько: из-за их лжи наши чуваши в больницу

не ходят. Вот и болезни всякие отсюда, и слепота, и смерть

А ходи они в больницу—глядишь, тоже были бы здоровые, как

и русские.

Долго еще говорили в тот вечер дядя Степан с матерью, рас-

спрашивали меня, как мне жилось в больнице. Но вот дядя

Степан поднялся уходить. Я все-таки не Стерпела, робко опро-

сила:

— Дядя Степан, а гусли?..

— Гусли почти готовы, новые сделал. Ладные получились,

звонкие. Приходи завтра, увидишь.

ЗИМНИМИ ВЕЧЕРАМИ

Брат на третий день после моего приезда из больницы уехал

в Кокшагу, где уже две недели работал отец. Как только насту-

пала зима, они почти не жили дома: вместе с другими сельча-

нами заготавливали в Кокшаге лес для Шешле, вязали плоты,

а с вешней водой спускали их на Волгу. Другая партия работ-

ников подлавливала плоты у устья Аниша и загоняла в ее

русло. Конечной точкой была мельница Шешле. Платил Шешле

за эту адскую работу очень мало—по десять бревен каждому,

так что отец с братом в год зарабатывали всего двадцать бре-

вен, из которых добрая половина была гнилой, порченой, и по-

тому они шли на дрова, остальные распиливали на половые

доски. Потом эти доски везли на Эндриев базар и обменивали на

66