160 / 201
С того дня, как умер поп, Катя мне все уши прожужжала:
— Иди в школу, иди. Ведь теперь нет попа, никто тебя не-
выгонит.
Я поддалась настояниям
подруги и как-то
заикнулась-
матери:
— Мам, можно я в школу пойду?
Мать стала доказывать, что незачем бедняцкой дочери хо-
дить по школам, надо прясть побольше. Мне вспомнилось, что
точно такие слова говорил нам с отцом Шешле, когда меня
выгнали из школы, и так стало горько и обидно, что я залезла
на печку и заплакала в голос.
Мать молча возится около печки. Я стараюсь всхлипывать,
громче — зедь должна же она что-нибудь мне оказать! И дейст-
вительно, сердце матери, видимо, смягчилось, и она тихо заго-
ворила:
— Девчонок-то в деревне не больно много ходит в школу-то,,
и тебе не стоит. А то скажут: вон, мол, выокочка нашлась....
И Анук ведь не ходит...
— А Катя?—тут же перестаю я хныкать.
— Она русская. И ей не надо прясть на мешки.
— А я и прясть буду, и учиться...
— Ну, бог с тобой, ступай, может, и выйдет из тебя какой-
толк,— наконец сдалась мать.
На другой день я не шла, а летела на крыльях в школу..
Ребятишки уже сидели все на местах, но урок еще не начался.
Я в нерешительности остановилась в дверях. Катя, увидев меня,,
подбежала и потянула за рукав.
— Идем, сядешь со мной за одну парту.
Остальные тоже приглашают:
— Иди, иди, не бойся.
Но тут, будто из-под земли, передо мной появился сын Шеш-
ле, Митя.
— Ты зачем пришла? А ну, убирайся сию минуту!—закричал-
он и давай меня толкать-выталкивать.
В это времи в класс вошла учительница.
— Ты что делаешь, Митя?—подойдя к нам, спросила она.
— Пусть она убирается... Осенью она мне нос разбила...
Злая она, ведьма настоящая. Нельзя ее в школу пускать...
— Ты сядь,—спокойно остановила разошедшегося Митю учи-
тельница.—Мы как-нибудь сами разберемся, а твоего дела тут
нет.
Недовольно надув губы, Митя сел за парту. А учительница,,
наклонившись ко мне, спросила:
— Ты зачем пришла?
155