

цценный до дыр сохман женщина.—Уж больно жаден был. Бы-
вало, выйдет пошлину собирать, так пудовку-то берет самую
большую. Насыплешь ржи — он еще и овса, и ячменя вымо-
гает...
— Верно говоришь, Чегесь. Ненасытный у него живот. За-
шел к нам в амбар недавно и уйти не может: и шерсти ему
дай, и меду отвесь, он, видишь ли, за здоровье наших овец и
пчел молебен отслужит.
— «У попа глаза завидущие, руки загребущие»,—говорят
.старики,—^вставила Чегесь.
Меня эта весть тоже обрадовала. Так и надо ему, ведь из-за
.•него мне пришлось бросить школу. Довольная, с полными вед-
рами прозрачной, точно слеза, воды я зашагала в гору.
Вечером, как обычно, к нам пришел дед Иван. Вернувшись
из тюрьмы, он стал работать на прежнем месте — пожарником.
По его словам, он состоит в этой должности уже сорок с лиш-
ним лет.
Тюрьма и с его здоровьем, видать, сделала свое: он уже
не так расторопен, как прежде, лицо и глаза стали какими-то
^бесцветными. Д а же того единственного зуба, что прижимал
к деснам трубку, не видно — вышибли стражники.
Мы с матерью сидим за прялками. Она о том, о сем разгова-
ривает с дедом Иваном. Вдруг вечернюю тишину пронзил звон
большого церковного колокола. Дед Иван неуклюже соскочил
с нар и подошел к окну, выходившему на улицу. Он долго вгля-
дывался в сгустившуюся темноту. Вот еще раз ударил колокол,
и дед Иван успокоился.
— Поп, видать, дух испустил. Колокол редко бьет,—с улыб-
кой на лице возвестил он.
— Наверно,—поддержала его мать.—Когда поп Иссай умер,
т о же так звонили.
Мать, опустив веретено, долго сидела задумавшись.
А колокол все звонил и звонил.
— Кто ж теперь на его место придет?—будто
очнувшись,
спросила мать.
— Сын, поди... Тот, хромой-то. Прошлым годом, говорят,
в Казани выучился, духовный сан имеет...
— И этот, наверно, не хуже своего отца кровопиец...
— Яблоко от яблони недалеко падает...
Поговорив еще немного, дед Иван поднялся.
— Ко сну что-то нынче рано клонит. Пойду в свой дворец,
ля гу.
Й, пожелав нам спокойной ночи, вышел.
154