

Той же ночью арестовали Гаврилу. Он выбрался из своего
укрытия и попался на глаза стражнику. Об этом узнал отец—
он ходил к кузнецу домой и застал жену и дочь в слезах.
А стройка замерла окончательно. Не слышно ни голосов
рабочих, ни злого окрика Макарова. Он, присвоив более семи
тысяч народных денег, скрылся неизвестно
куда. Манефа
опустила свой черный платок еще ниже, по самые глаза, и хо-
дит молча. Не видно и Иванкжа, не показывается на людях и
Казак Васся.
Уже прошла неделя, как ушли рабочие, с их уходом вроде
даже погода резко изменилась — по ночам бывают заморозки,
днем сеет нудный мелкий дождь.
Но мы успели засухо и убрать коноплю, и вырыть картошку
и другие овощи. С молотьбой тоже управились давно. Так что
работы особой дома теперь не было, и я целыми днями слоня-
лась по улице. Иду как-то мимо церкви и вижу: на стройке мно-
жество людей укрывают недостроенные стены соломой и при-
сыпают сверху землей. А внизу суетится Иванюк, одет он будто
в праздник — в каракулевой шапке, в крытой сукном шубе.
И без умолку говорит, говорит:
— Весной явятся рабочие-то, как миленькие. Животы под-
ведет — вот и явится и достроят церковь. А колокол уже готов,
его в Чулхула отлили. Уважаемые люди пожертвовали деныги-
то, целых двадцать пять пудов весит. Да и на церковь теперь не
будем с народа собирать — чебоксарские купцы Ефремов и
Хлебников обещали осудить...
Люди работают, Иванюк говорит...
Однако настала и ушла зима, за ней не замедлила расцвести
весна, а церковь все еще недостроена. На покрытых соломой и
землей стенах проросла лебеда, да такая высокая и зеленая,
будто лес.
Вместе с весной пришла еще одна радость — вернулся дядя
Степан. Он в первый же день пришел к нам и принес мне гости-
нец — две желтые сушки. Они с отцом обнялись, крепко пожа-
ли друг другу руки.
— Вернулся?—радостно оглядывая Степана, оказал отец.
— Вернулся.
— Вот и славно. Больше бы и не надо пропадать.
— Не надо бы...
И они, усевшись рядышком возле амбара, долго разговари-
вали. Когда же дядя Степан собрался уходить, -я не отстала и
увязалась за ним. Он поиграл мне на гуслях, дал подержать
их в руках.
А вскоре вернулся и Гаврила. Иду я как-то берегом речки
105