табуреток укреплена подушка с кожаным верхом — мес
то хозяина. Домочадцы собрались в переднем углу, все
сумрачны и подавленны, боятся слово молвить. Лишь
бесстрашный рыжий таракан смело шуршит в бревенча
той трещине, с любопытством пошевеливает усами. Воз
ле двери на низеньком топчане с деревянным изголовь
ем лежит Сямака. Старик дышит шумно и торопливо,
словно старается вдохнуть как можно больше воздуха. Лицо
его бескровно; белая, как льняные очески, куцая боро
денка стала за эти несколько дней вовсе бесцветной.
Сямаку поразил паралич. Чтобы услышать от несчаст
ного хотя бы одно предсмертное слово, родные кинулись
в далекие края к всесильным йомзям-колдунам, не ску
пились ни на моленья, ни на пюлеха, и веники в пред
баннике вязали — все без толку. Речь к Сямаке не воз
вратилась. Старик изредка пошевеливал левой рукой и
ногой, беспрестанно что-то жевал, облизывал губы, хотя
во рту у него вот уже несколько дней не было ни кру
пинки. Иногда он размыкал тяжелые веки и, часто мор
гая, всматривался в окружающих, словно пытался узнать,
кто стоит с ним рядом. А возле умирающего неотлучно
толклись два его сына — Шерккей и Элендей, невестка
Сайде, внучка Селиме и два внука — Тимрук и Ильяс.
Все они напряженно всматривались в лицо старика; Сай
де и Селиме частенько смахивали передниками слезы;
младший и самый любимый в семье внук Ильяс — ему
пошел седьмой год — с испугом таращил глаза на деда,
а Тимрук старательно выжимал из себя слезу, хотя де
лать это ему вовсе не хотелось. Шерккей стоял непод
вижно, скрестив на груди руки.
— Так и не промолвил ни слова? — нарушил тишину
Элендей, словно не доверяя себе.
— Нет, ничего не сказал, — подтвердил слова брата
Шерккей. Элендей взял холодные руки отца в свои, сжал
их, пытаясь согреть, потрогал старику лоб. Душа его раз
рывалась на части, блестящие карие глаза загнанно бега
ли по сторонам.
— Восьмой день нынче пошел? — спрашивает он у
снохи, будто сам забыл о том дне, когда слег отец.
— Восьмой, братец, — тихо отзывается Сайде.
— Отойдет он нынче, — вдруг решительно говорит
Элендей. — Сон я видел. Будто дом мы срубили. Новый. И
без окон. И крышу не стали крыть... Отец вроде распахнул
дверь и вошел внутрь. Я зову его, а он и голосу не подает,
стучу — он не открывает... Точно, помрет нынче...
4