— Эдак, получается, мы самовольно лес-то станем ва
лить, уж и не знаю, что будет.
— Да что будет? Ничего не будет! — пылко заговорил
Тухтар. — Вон недалеко от Катара деревня Васильевка
есть, так вот жители ее весь лес, почитай, у улбута Беля
ева вырубили — и ничего.
— Когда это?
— В прошлом месяце.
— И что, никому, говоришь, ничего?
— А что можно сделать со всей деревней? В тюрьму
всех не посадишь.
— А коль и посадят — в тюрьме небось тоже люди
сидят.
— И это правильно...
— Самого Беляева будто они тоже потрясли малость?
— Я как раз тогда там был, — продолжил Тухтар, —
так вот от большого имения одна ограда и осталась. Хлеб
весь вывезли и поделили меж собой, скотину тоже всю
увели. Помню, один мужик вынес из барского дома ог
ромное зеркало величиной с дверь и приставил пока к
забору. Самого барина-то нет и в помине — в Симбирск
он удрал вместе со всей прислугой. А в конюшне у него
был красный, что твоя калина, бык, вот мужики его вы
пустили, чтоб согнать со двора, а он и увидел себя в
зеркале! Как отступил назад да как разбежался — и со
всего маху рогами в зеркало!.. В мелкие дребезги стекло-
то рассыпалось, а бык взревел по-звериному и рухнул
на землю.
— Ай тубада!
— Так ему и надо улбуту-мироеду!
— Постой-ка, а не к тому ли Беляеву на днях Шерк
кей снаряжался?
— Нет, он к шемершельскому улбуту ездил, Алаба Ве
люш сказывал, — встрял в разговор Шингель. — Велюш
зря болтать не станет. Он, Шерккей-то, будто лес да зем
лю хотел сторговать у шемершельского улбута, а только
не договорились, говорит.
— Что, не продает, что ли?
— Да нет, продать-то он не прочь, да только миже-
ры, говорит, там против него поднялись: мол, по весне
мы сами эти земли меж собой поделим.
— И правильно сделают.
— Выходит, у Шерккея там дело не выгорело...
— А третьеводни, как раз перед обедом, пожар мы
видели.
436




