152 / 216
всего убраться, сел в кабину и, рванув машину с места, понесся
по улице.
Дед Мигусь, опираясь на палку, с трудом перешагнул через
груду дров и, вернувшись к своей лавочке, сел. Иван Гаврило
вич последовал за ним. Оба, как по команде, достали курево.
Правда, у деда была трубка, а Иван Гаврилович предпочитал
папиросы. Задымили молча. Старики явно ждали, кто не выдер
жит и первым прервет молчание. Держали марку!
— Говорят, будто корова у нашего председателя вчера в ов
раг свалилась,— не глядя на Ивана Гавриловича, проронил в
пространство дед Мигусь, выпуская из усов редкий дымок.— И
ведь сколько раз я ему говорил: надо построить мост через речку.
Не слушает, вот и вышла беда...
— Видел, видел, сегодня ее закапывали, подохла скотина,—
обрадовался Иван Гаврилович, не знавший, с какого боку под
ступиться к старику и как начать разговор,— На клеверном по
ле паслась. Брюхо наела и пошла домой. Вот и свалилась в ов
раг. Барахталась там в грязи, да, видать, и захлебнулась.— Он
помолчал, потом осторожно спросил: — Дома, что ль, Нинук?
Мне бы потолковать с ней надо...
— Во-он оно что! — едко прищурился дед Мигусь, но в усах
таилась усмешка.— И ты вспомнил, значит, про дочку? Что, иль
приперло? А я тебе так скажу, Иван! — рубанул он воздух ру
кой, в которой была зажата трубка.— Не отец ты, а злодей на
стоящий! И не ежься,— заметил он, как неодобрительно дернул
плечами Петелкин.— Не ежься! Не желашь, значит, имущество
делить? Затылок чешешь? Раньше думать-то надо было. Взял да
и выгнал дочку из дома с малым дитем! Иди, куда хочешь, жи
ви, как можешь. Тьфу, бес тебя побери! Ведь у дочки и так слу
чилась беда, а ты нет, чтоб пожалеть, еще сильнее обидел,— от
вернулся старик, хватил в сердцах палкой по полену, которое
откатилось от кучи дров прямо к лавочке. Стукнул так, что гул
пошел.
— Да я же...— попытался остановить расходившегося стари
ка Иван Гаврилович.— В доме без шума не бывает. Конечно, и
я уж больно-то вожжи натянул. Ну вот и порвались... Да ведь
и ты пойми,— дотронулся он до рукава старика.— Опозорила
же дочка... В подоле принесла. Да разве такого я от нее ждал? Ти
хая, смирная, а что наделала, срамница! Ведь обидно!.. Да те-
перь-то что, назад не воротишь,— тяжело вздохнул отец.— Вот
и решил зайти, поговорить, не век же камень на сердце дер
жать. Ты, дед Мигусь, вот что...— смущенно кашлянул он в ку
лак.— Скажи дочке, отец, мол, прощает тебя, домой ждет...
Пусть возвращается...
Иван Гаврилович поднялся, бросив окурок, потоптался, соби
раясь уходить.
— Видишь, как ты рассудил,— не унимался дед Мигусь,
струхнув, что вся его затея рухнет, если Иван Гаврилович сейчас
уйдет.— Сам шумишь, все разрушаешь своими руками, а потом
винишься? — Он вскинул к Ивану Гавриловичу свою бороденьку,
148