92 / 392
Каждый раз Михась давал командиру слово боль
ше не заниматься подобными делами и опять нарушал
его.
Однажды, после очередных приключений, которые
стали известны Кравчуку, он вызвал Михася и даже
не ругал его, а сказал спокойно :
— Будешь отсиживаться на базе, в разведку не
пойдешь.
Именно этого Михась боялся больше всего. Ему ка
залось, что для него теперь все потеряно. Сидеть на
базе, когда душа рвется в бой, когда весь смысл жизни
для него заключается в движении, риске и опасности...
Может ли быть какое-нибудь наказание суровее этого?
Просить Кравчука?.. Но уже не раз нарушенному че
стному слову он не поверит и, тем более, ни за что не
отменит своего решения. Не таков командир Крав
чук!.. И Михась, не выдавая своего волнения, коротко
отрезал:
— Есть отсиживаться на базе.
И вот теперь, идя в штабную землянку, он терялся
в догадках,— зачем мог позвать его командир? Уже
целую неделю он никуда из лагеря не выходил, нес
скучную караульную службу и никаких проделок за
собой не знает. Выходит так, что на этот раз бани не
предвидится. «А, может быть, простил? — питая очень
слабую надежду, подумал Михась.— Нет, этот чело
век из железа сделан, этот не простит».
Попросив разрешения, он вошел в землянку и до
ложил :
— Партизан Чуб по вашему приказанию явился!
— Садись! — неожиданно предложил Кравчук.
Он пристально посмотрел на Михася и сразу заме
тил, какая разительная перемена произошла в этом
человеке. В нем не была привычной живости, кудри,
за которыми он так любовно ухаживал, потеряли бы
лую пышность, и даже блеск всегда озорных его глаз
как будто потух.
— Вот что, Михась,— медленно выговорил Крав
чук.— Я хочу поручить тебе одно важное дело...
— Задание? — поспешно встав и опуская руки по
швам, спросил Михась.
— Сиди, я сам скажу,— остановил его командир.
— Слушаюсь!..