

кулаков, дело тянется, однако на пороге Тайны троица безнадёж-
' но замирает, поскольку гарантий как таковых "нет: человек пред-
полагает, а комната располагает (так что и выход может обернуть-
ся чёрт те чем, в силу неизвестности опять-таки, и не выходом
вовсе). Подозрительны ещё бинтики с гайками: что они такое, ес-
ли принять целый бинт за нить Ариадны, то разрезанная на бинти-
ки, да с гайками, да швыряемые всякий раз наобум?.. - нет,
упорствуют герои Достоевского в руинах борхесова лабиринта,
нет уж, Ариадна с амброй не рифмуется, но и не ею тут пахнет,
тут хуже, хуже... И - выбрались, откуда "той же дорогой не воз-
вращаются": то ли взяли за шиворот проводника, то ли, опять-
таки взяв за шиворот, прыгнули с ним в захламлённый бассейн...
а что? Кто знает, что не прыгнули? Режиссёр? Он много чего не
знает по долгу службы разумному, доброму, вечному (ария Сыщика:
"Элементарно!"). Так что могли и прыгнуть, если в помыслах как-
никак сориентировались на трактирную стойку, привычное своё
место посреди достоевски-достоверной жизни... В фильме этого
нет? Разумеется. Режиссёр нырнул, кротом вышел,он не мог знать,
что там после него случится. Он для того и воспользовался комна-
той, чтобы не знать. И - прямёхонько в трактир (кафэ? да будет
вам притворяться!) - удостовериться. (Родион Романович, помнит-
ся, вот так же наведывался колокольчик послушать.) И удостове-
рился - тут как тут: три артиста и одна собака. Показания жены
проводника, казалось бы, пролили свет на неё самое как добро-
вольного агнца, своего рода прижизненную вдову, но появилась
дочка и всё испортила: "Угрюмый, тусклый огнь желанья" - се по-
пущение маменьки с папенькой, альянс сладострастной апокалиптич-
•ки и недозрелого, пока невеликого инквизитора... А что" же Режис-
сёр? Что ему п о с л е
, когда ушёл через комнату, по-орфеевс-
84