28 / 190
бившегося сквозь занавеску, ни эротических картин, которыми
была наполнена комната до краёв . ..
Алёна позвонила мне на службу около полудня, когда бывает
брек, т . е. перерыв между занятиями. В классе остались мои тузем-
цы, в углу скелет, на столе - на оранжевой клеёнке препараты
внутренний! органов. С Алёной мы договорились встретиться в
обычном месте: в сквере у разрушенной бани на Щербаковом.
Потом я вернулся в класс и мы продолжили с замечательным
доцентом Л. лекцию о физиологии пищеварения.
У меня идут сплошные шестереки, об этом я жаловался Алёне. "Шес-
тереки" это военнопереводческий сленг, значит "переводить три
лекции подряд". У нас с капитаном джентлмен эгримент: я тараба-
ню шестереки, он выполняет экстралингвистические поручения.
Вершки-корешки, одним словом. В этом проявилась ещё раз (по их
мнению) моя дурость (а может быть так и есть) - они не понимают
моей любви к слову, и неприязни к ним. Разумеется лучше танце-
вать словами (мне видится большая связь между хореографией и пе-
реводом) чем сидеть с ними в кабинете. Капитан же гнушается на-
шей черновой переводческой работы.
Он похож на арабской породы скакуна, а не на лошадь про-
свещен ья .
Добился освобожденья на три дня!
Какая сладость в этом слове! В этом "освобоаденьи"!
. . . и правда: Лермонтов был военным и понимал.
И я понимаю: "без этих трёх блаженных дней", о!
До многого доходишь со временем. Например до сочувствия од-
ной поэтессе, к которой ранее не было сочувствия: а именно к
З.Гиппиус. Когда-то мальчиком читал: "хочу цепей!" и про себя
говорил: ну не дура ли!
Теперь когда вижу нашего старого подполковника (не путать
с новым начальником!), который плачет ночами, считая месяцы до
увольнения (до "освобождения", если угодно)... Да и сам думаю,
что будет когда меня выгонят и я стану вдруг похожим на дикого
гуся: лети куда хочешь!
Нет-нет, ещё послужим, говорю себе, сжавшись в серый комочек:
гадкий утёнок я!
Да стоит ещё служить, чтобы испытывать сладость этих трёх
дней!
26