

вернулась со станции? Больная, слабая, как теперь жи-
вет?.. Должно быть, теперь и вовсе не знает покоя. И на
работе и ночи напролёт, поди, думает все о них; охвачен-
ная беспокойством, наверное, выходит на улицу, под то-
поля, посаженные сыном, когда ой был еще совсем маль-
чишкой, и сидит там на старой скамейке, поглядывая то
на ворота околицы, то на большак, по которому два года
назад уехал Валентин и по которому, вероятно, ушёл на
фронт и отец его...
За окном все также плывут чернобурые, мокрые тучи.
Те, которые Валентин видел днём, сейчас, вероятно, уже
над Кайсаровым...
Мысли Валентина возвращаются к отцу: жив ли, здо-
ров ли?.. На войне, да еще там, в Сталинграде, всего
можно ожидать. Валентин вынул письмо отца. Он полу-
чил его в лётной школе, читал не раз, но сейчас
захотелось прочесть снова.
«Сын мой, здравствуй!
Четыре месяца и двадцать три дня прошли уже с тех
пор, как я отбыл из дому, а от тебя всё нет вестей. Поче-
му так долго томишь ожиданием? Из дому получаю час-
то—Миша пишет аккуратно. Ты, оказывается, и туда
редко шлешь вести. Не огорчай мать, пиши чаще—она
нашими письмами сейчас только и живет. Два-три слова,
написанные нами, всего дороже ей. Пойми это!
Я здоров. О здешней обстановке ты, наверное, хорошо
знаешь из газет. Бои всё сильнее и сильнее. Порой, чего
греха таить, страшно становится. Но как подумаешь о
вас, о Родине, о нашем многострадальном народе—при-
бавляются силы, исчезает страх. Это я тебе не для крас-
ного словца пишу. Не легко, конечно, но мы не падаем
духом: и Сталинград отстоим, и врагов выгоним с род-
ной земли! Обязательно выгоним!
До свидания, сынок. Пиши. Не забываю вас, моих
дорогих, ни на один миг не могу забыть»...
Валентин вложил письмо в блокнот и спрятал
в
карман.
Андрей всё ещё не вернулся. На другом конце вагона
баянист заиграл «Огонёк». К баяну присоединились го-
лоса. Капитан и студент прекратили разговор и прислу-
шались к песне.
Валентин снял фуражку, повесил её на крючок
и
по-
вернулся к окну.
5