

— Забыла, видать, меня вовсе, трясогузка?—щерит
свой
желтый зуб дед Иван. — Как жать пошли, так и не заглянула
ни разу.—Говорит укоризненно, а сам продолжает улыбаться.
— Когда заглянуть-то?— по-взрослому сетую я.— С утра да
мочи в поле пропадали.
— Да, видать, взяла тебя работа за живое...
— Я работы не боюсь, не маленькая ведь.
— Да уж, нечего сказать, большая. На целых два вершка
выше ступки.
Мне немножко обидно, что дед Иван не принимает меня
всерьез, но не показываю и вида. Вдруг со стороны полевой
дороги донесся звон колокольчиков. Мы выглянули из сарая.
По дороге мчалась упряжка из двух коней, за которой вилось
облако пыли. Доехали до нас, проехали не взглянув. На облучке
сидел молодой красивый парень в красной рубахе и черном
жилете. В тарантасе — тучный белобородый старик во всем
синем.
— Разрази меня гром, если я ошибся: это же подрядчик
Макаров новую церковь строить едет!— всплеснул руками дед
Изан ,—Проследи-ка, дочка, куда заедет. Ежели к попу — то я
не ошибся.
Что ж, прослежу.
Я помчалась вслед за упряжкой. Она и в самом деле остано-
вилась возле церкви, и старик, сойдя с повозки, тяжело ступая,
направился к поповским воротам. Ямщик легко соскочил с об-
лучка, опередил хозяина и настежь распахнул ворота. Пропус-
тил хозяина, потом ввел лошадей во двор.
А вскоре к попу прошествовал Казак Васся в весьма тор-
жественном виде — белой рубахе и скрипучих, смазанных то-
варным дегтем сапогах.
Я побежала обратно к деду Ивану. А он стоит около кара-
улки, с моим отцом разговаривает. Отец свозил снопы п сейчас
возвращался домой. Я рассказала им все, что видела.
— Он, он, Макаров это,—уже не сомневался дед Иван.—
Он еще зимой наведывался, предлагал церковь строить. Да ведь
н деньги на нее уже собирали.
— А говорят, эти деньги уже улетели, обернувшись птицей,—
съязвил отеп.
— Да, .прямо в первую же ночь, как только их в церковь
положили. Железную решетку на окне, говорят, выломали и
унесли.
— А зачем надо было деньги в церкви хранить? Что, место
бы они пролежали, что ли, у попа или Иванюка?
— Думали, нз божьих рук никто не осмелится их вырвать.
94