

— Дай-ка я лучше тебе игрушек наделаю, а то скучно, вижу,
тебе со мной.
И принимался мастерить из обрезков лыка различных зве-
рушек — волков, зайцев, овечек, и все они были как две капли
похожи друг на друга. А для меня это было настоящее сокро-
вище, я играла ими до тех пор, пока они не превращались в бес-
форменный кусочек мочала. Делал он мне изредка и соломен-
ную куклу. Бывало, возьму я ее за руки и ну приплясывать
вместе с ней—она на широкой лавке, я—на земляном
полу.
Дед Иван глядит на нас, и его глаза-щелочки прямо лучатся
от радости:
— Эх, плясуньи какие обе, прямо загляденье!
НЕУЛОВИМОЕ СЧАСТЬЕ
Сидим мы однажды с дедом Иваном в его каморке. Он сту-
чит кочедыком по лаптю, я насобирала полевых цветов и плету
венок. День очень жаркий: сенокос. Вдруг на улице стало темно,
как в сумерки. Мы с дедом Иваном вышли из избенки, смотрим:
с западной стороны прямо на нас ползет по небу большая чер-
ная туча. А вот уже и гром погромыхивает. Робкий, неуверенный
вдалеке, но чем ближе к нам—все раскатистее, грознее.
— Дождь начинается,—спокойно произносит дед Иван и ухо-
дит в караулку, снова принимается за свой лапоть. А я прямо-
таки места себе не нахожу: ведь покажись на небе радуга, мы
с Анук должны немедленно седлать лошадей и мчаться к ней!
— Дед, а радуга после дождя появится нынче?—спрашиваю,
волнуясь.
— Всегда бывала, и нынче, думаю, будет,—отвечает дед,
глядя на темно-синие облака.
Мне хочется поведать ему о своем заветном желании проско-
чить под радугой и превратиться в мальчишку, но что-то удер-
живает меня. Вместо этого я опять спрашиваю:
— Дедушка, ты уздечку на лошадь надел?
— Надел. А что, поить, что ли, собралась? Я ее недавно
к речке сводил.
— Нет, покататься хочется. После дождя ты меня посадишь
на лошадь?
— Посажу, катайся на здоровье.
— А если я уеду далеко-далеко, ты не будешь ругаться?
— Куда ж ты далеко-то собралась?
— Ну, а вдруг все-таки уеду?—настаиваю я.
— Хе-хе,—добродушно
посмеивается дед,—куда
уж ты
можешь уехать далеко-то? Воробышек ты несмышленый.
43