82 / 216
Подруги, наверное, уже и коров за нее подоили,— конечно,
ждали, ждали да и взялись сами за дела. Сидят себе в тепле на
ферме или по домам разбежались. А Нина...
Впереди чернущим глазом недобро поблескивает озеро Ват
тал. По воде курится туман, струится к берегу, будто и ее хочет
окутать серым маревом. Где-то там бродят и плачут тени Ватта-
ла и Яврась. Может, не дождавшись, когда нрчь накроет черным
пологом
мир, вышли они на свое вечное свидание. Им хорошо,
они теперь навсегда вместе, и никто уже не в силах разлучить
их: ни злая воля, ни дитрое коварство. Они прошли свой путь
страданий и обрели свое, пусть зыбкое, сотканное из призрачных
теней, счастье... А ее, Нининой, тени придется весь век бродить
вокруг озера Ваттал в горестном одиночестве, кружиться и пла
кать без надежды на встречу с любимым...
Нина рывком сдернула с головы шелковый платок, разорва
ла пополам... Неверными, дрожащими руками, торопясь и вздра
гивая от озноба и страха, сделала петлю и, пристав на высокой,
поваленной ветром коряге, завязала ее намертво на толстой
ветке клена. Потянула, проверяя: крепкая, надежная получи
лась, не порвется и не развяжется.
Налетел порыв ветра, вырвал петлю из ее рук. Пытаясь до
тянуться, она поднялась на цыпочки, закачалась на неровном
горбыле, и, уже падая с него, инстинктивно обхватила руками
живот, защищая от удара. Поднявшись на ноги, она торопливо
ощупала руками голову, грудь, точно проверяя, все ли на месте,
и когда руки ее коснулись живота, выпирающего из-под паль*-
тишка, вдруг замерли, Затихли, как будто путник перед крутым
подъемом. Ребенок! Ее ребенок требовательно и настойчиво ше
велился там, в своем, накрепко связанном с ней, материнском
пристанище. «Господи! Да не ушибла ли я его?» — обожгла ее
простая и тревожная мысль. Она прислонилась к дереву, пере
води дух... А перед глазами встала, как въявь, картинка из да
лекого детства...
Лет пять или шесть ей было тогда.
Мать, вернувшись с поля, принялась готовить обед. А Нина
вертелась подле матери, помогала. Когда мать спустилась в пог
реб за мясом, она схватила нож и стала нарезать лук. Да, вид
но, переусердствовала: соскочил нож с доски и вонзился в палец.
Испуганная Нина заревела во весь голос, будто кипятком ее
ошпарили. Выскочила побледневшая, как полотно, мать, не раз
думывая, оторвала от фартука полоску, перевязала палец. А
потом побежала с дочкой в медпункт. Когда промыли рану и,
залив йодом, забинтовали, мать, обняв за плечи, повела ее до
мой. А по, дороге все уговаривала всхлипывающую Нину: «Не
плачь, дочка. До свадьбы заживет. Все до свадьбы заживет».
До свадьбы...
Она вспомнила тот летний день петрова дня, когда, унижен
ная насмешками Виталия, отчаянно кричала ему: «Думаешь,
убью своего ребенка? Не дождешься! Пусть опозорюсь, пусть!
78