201 / 216
ложки, собрал и завернул оставшиеся припасы и подсел побли
же к костру.
— О чем разговор ведете? — заинтересованно спросил парень.
-— Да вот Микусь делится своими обидами на жизнь,— серь
езно, без тени издевки, произнес дед Уртемий.
— Конечно, как же не обижаться. Хоть и сам я дурак хоро
ший... Привез жену из Сибири, как будто тут их мало, девушек
хороших. Они, сибирячки, как упрутся на своем, с места не сдви
нешь. Тяжелого характера бабы... А вот понравилась, видишь.
В селе-то вон Матрена Миронова, уже под сорок ей, а все одна
живет... Чем не невеста была? Это сейчас она такая непримет
ная, постаревшая до срока, а тогда была девка хоть куда. Так
нет же, проклятая любовь заела. Жена моя в девушках краса
вица писаная была,— Микусь мечтательно закатил глаза, навер
ное, вспоминая, какой же красавицей была его жена, потом до
садливо крякнул.— Да, такая красавица, как будто в молоке
искупалась или в утренней росе. Статная, белолицая, а глази
щами синими как поведет, так душа и замирает у меня. Влю
бился, как пацан. А что за характер у этой красавицы, узнать
не успел. Знал бы, какая она ведьйа, за сто километров бы об
ходил. Там, в Сибири, где я служил, много девушек было кра
сивых, а мне казалось: лучше нее на всем белом свете никого
нет. А как поженились, пошли дети один за другим, живи да
радуйся. Ан нет, несогласия да скандалы зачастую из дому вы
гоняли... Все она красотой своей передо мной бахвалилась. А
зачем тогда за меня пошла, за некрасивого? Видишь, в городе
ей надо жить, такой видной, а я ее в село завез. А когда замуж
шла, знала ведь, что мать с отцом у меня не профессора, а кол
хозники, в селе живут. Да уж раз семья у тебя, смирись, детей
расти, на ноги поднимай. Нет, не по ней такая жизнь, оказыва
ется, вот и вильнула Хвостом. Знаю, сама в городе там мучает
ся, без детей-то матери сладко ли? А гордость либо дуресть
свою переломить не может...— Микусь торопливо осушил рюмку,
которую уже давно держал в руке, нашарил в пакете
кусочек колбасы, бросил в рот. Прожевав, опять заговорил:
— От такой житухи" и пить начал, а теперь вот и удержи
вать некому. Детей стыжусь, а деваться некуда, надо как-то
тоску-кручину заглушать. Дети у меня хорошие,— он оживился,
заулыбался.— Учатся на «отлично». Младший только,— во вто
ром классе он учится,— иногда «двойку» и принесет. На улице
болтается весь день чертенок, в футбол играет, вот и не успе
вает с уроками. А девочки хорошие, послушные, бабке по дому
во всем помогают. Налей-ка, Борис Николаевич, за моих девочек...
Борис Николаевич неодобрительно покачал головой, но про
тивиться не стал.
— Да-а, что ж тут с меня пример-то брать, Борис? У меня
ёсе не как у людей.— Микусь вздохнул, пригорюнился.— А мать
у тебя была золотая женщина. Людей понимала и жалела. Жить
и жить бы ей еще, хоть и плохо видела уже в последнее время,
а на здоровье не жаловалась,— рассказывал Микусь, повер.
197