

и прав жалко, конечно. А еще эта подлая баба. Ведь любил я
ее. Говорить ей, правда, не говорил об этом, чтоб не очень фор
сила, а любил, должна была сама понимать и чувствовать. Хорошо
хоть мать за детьми смотрит, а то хоть вешайся. Хотел было со зла
еще раз жениться, да кто же на четверых детей, пойдет, на та
кую-то ораву? Эх, горькая ты моя жизнь...— опять прослезился
Микусь.— Как же без женщины в доме? Ни тепла, ни ласки, ни
порядка никакого. И напьешься, так обругать некому. Налей-ка,
Борис Николаевич, еще по рюмке, а то внутри жжет что-то...
— Это ты правильно сказал, сынок, без женщины дом — си
рота,— задумчиво протянул дед Уртемий, пожевывая свою тру
бочку.— Я вот немало живу на свете и горя хлебнул достаточно,
а все же могу сказать: без женщины и жизнь не жизнь. Спаси
бо им почаще надо говорить за их великое долготерпение.
— Ну, это смотря каким женщинам,— возразил Борис Нико
лаевич после недолгого молчания.
— Только не таким, как моя! — вскинулся Микусь.— Таких
благодарить не за что. Таких при всем народе сечь надо. Это
где ж такое видано, чтоб жена мужу на детей алименты плати
ла? Курам на смех! Польстилась на городскую жизнь, деревня,
оказывается, уже не по ней. Пилила меня, пилила всю жизнь:
давай-ка, слышь, переедем в город, там жизнь другая, мол. А
какая такая другая, особенная? И там и тут работать надо. Да
я всю жизнь в деревне прожил, и город этот сумасшедший мне
даром не нужен! Так она подолом мотнула и укатила с мужиком
таким же шатучим, из соседней деревни он... Тьфу, сучка! — вы
ругался Микусь и плюнул в костер.'— А теперь наезжает сюда,
чертова баба... Мужик-то, вишь, бросил ее через полгода, так
она и заявилась. Я и на порог не хотел пускать, да дети набе
жали, уцепились за нее, ревут. Три дня прожила дома, я уж и
оттаял. «Оставайся,— говорю,— черт, с тобой. Прощу на пер
вый раз». А она как зыркнет глазищами — глаза у нее очень уж
красивые, может, за цих и полюбил? — да, так вот и говорит:
«Ну вот еще! Опять в селе застряну, что ли? У меня в городе
работа. А дети здоровы. Хорошо вы с маманей за ними при
сматриваете. А я навещать буду, пока ты не поумнеешь...» В
столовой она, на заводе, поваром работает. И то сказать, пова
риха она знатная: таких каш да борщей в нашем селе никто
варить не умеет. Собралась да и укатила. Понимаю я, что это
она специально так будет теперь приезжать и душу мне мотать,
авось я не выдержу, уеду с ней в город... «Проживешь всю
жизнь здесь и не посмотришь, как люди-то жить умеют, деревня
ты, деревня»,— передразнил он ее.— Еще и издевается надо
мной, как будто сама во дворцах выросла. Закипело во мне
все, когда я это услышал, хотел ее отлупить хорошенько, чтоб пом
нила, да куда там... За всю жизнь на человека руку не поднял,
а тут при детях родную мать их стану бить? Хоть и ведьма она
поганая, а все же жена мне пока. Беспутная, одним словом,
баба...
Виталий вернулся от реки, уложил в мешок вымытые чашки-
196