185 / 216
кажется, обо всем на свете успели переговорить. Кто бы сказал
теперь, что мы познакомились не так давно, я словно знал ее с
детства, до мельчайших милых подробностей ее жизнь, да и о
себе порассказал немало. И все же сердце ее открылбсь мне не
до донышка и одну тему мы не затрагивали в наших разгово
р а х— наши отношения. Со стороны посмотреть — мы были при
мерные брат и сестра... да и только...
На окраине городка сохранилась рощица с ладошку. Здесь
чаще всего мы и гуляли с Ольгой. Она обычно собирала цветы,
я рассказывал об институтских делах: об экзаменах, изображая
в лицах однокурсников, над чем Оля немало потешалась.
Цветы она любила необычно и была к ним как-то бережно
ласкова. Жалко ей было их рвать, и лишь к концу нашего хож
дения обычно собирался не очень пышный букет. Тогда мы уса
живались на траве, и Оля начинала перебирать тонкие стебли.
Спрашивала меня, как называется тот или иной цветок, а так
как я в деле этом был совершенно профан (ну, еще василек от
колокольчика отличил бы, но лесные цветы один от другого —
ни за что!), то она сама рассказывала мне о них...
— Этот цветок называется зверобой, он лекарственный, а
это — володушка золотистая, это — лютик, это — душица, а
этот... Это — мать-и-мачеха... А вот самый заветный — колоколь
чик... А это — разрыв-трава. Эти цветы положено дарить парню,
с которым больше встречаться не хочешь,— терпеливо объясняла
мне Ольга, а я корил себя за пробелы в-ботанике, что мало —
да что там мало, совсем ничего! — не знаю о цветах; оказывает
ся, это целая наука!
— Толя, а давай я тебе подарю этот цветок,— неожиданно
говорит Оля, протягивая мне стебелек разрыв-травы.
— Это почему же? — Я нахмурился, что-то не по душе мне
такой подарок.
— Не надо нам больше встречаться,— опечаленно произносит
Оля, голос ее дрожит от еле сдерживаемых слез.
— Но почему?
— Потому, что я предательница... Помнишь, ты говорил, что
твоя девушка предала тебя, не сдержала своего слова.
— Но ты же не Наташа...
-— И я дала слово, Толя. Выслушай меня, ты поймешь, и да
вай расставаться по-хорошему, ни в чем не виня друг друга. К
чему сердцу страдать впустую?
Руки ее безвольно упали на охапку цветов, застыли; глаза,
устремленные вдаль, нсвидящи, полны нспролившихся слез.
— Может, ты все-таки объяснишь мне, в чем дело? — с вы
зовом бросил я.
— Вот видишь, ты уже сердишься. Не надо. И так трудно.
Хорошо, я расскажу. Давно хотела, но не решалась...
Она глубоко вздохнула, задумалась, видно, не зная, как под
ступиться к тому, что предстояло поведать.
— Ты знаешь, я говорила, что в Куйбышеве у меня живет стар
ший брат. Он давно женат, у него дети...— начала оца, опять
181