102 / 216
...Пыль, пыль на току...
Пыль в воздухе, все прошито, пропитано ею. Она дрожит в
свете фар, она летит от снопов, скрывающихся в ненасытном чре
ве молотилки.
Темную прохладную октябрьскую ночь подсвечивают фары
тракторов. И здесь, у молотилки, не чувствуется ни холода, ни
темноты. Кипит работа, пот заливает глаза, весело спорится де
ло у девушек и ребят.
Вилы вонзаются в сноп, подкидывают его на дощатый настил,
а там уже подхватывают его еще чьи-то вилы, подбрасывают на
следующий «этаж», и еще раз вверх, и уже только там, перерубив
серпом свясло, направляют его к барабану молотилки.
— У-ух! У-ух! — утробно вздыхает молотилка, когда очеред
ной сноп исчезает в ее прожорливой пасти.
Матвей стоит на втором настиле, подхватывает летящие сни
зу снопы и ловко забрасывает их наверх. А там, на самой вер
хотуре,— Елька. Она ловит поданные Матвеем снопы, кидает их
на доску у молотилки.
Работа идет безостановочно, шум и гам стоит над током.
Снопы, как тяжелые птицы, взлетают с земли наверх, наверх,
наверх. А из молотилки бесконечным потоком выползает
солома.
К ночи посвежело, но молодежь не чувствует этого: тепло на
сердце, играет в руках молодая сила, ища выхода, и оттого, вер
но, лица у всех светлые, какие-то вдохновенные...
Гора снопов тает на глазах...
— Давайте передохнем,— крикнул кто-то снизу и закашлялся
от пыли.
— Передохнем! Передохнем!— согласно закричали и осталь
ные.
Колхозники, бросив вилы и грабли, располагаются на корот
кий отдых: кто на снопах, кто на соломе, кто на зерне. Достают
нехитрые припасы — картошку, огурцы, хлеб, соль...
Смолкает и шум молотилки,— машине тоже передохнуть не
мешает, хоть и железная, а устает, наверное, не меньше чело
века.
— На, напоследок, лови-и! — кидает Матвей замешкавшей
ся Ельке сноп.— Не усни там.
— Ах, ты так? Так? — Тяжелый сноп, только что вскинутый
наверх, летит обратно, прямо на Матвея.— Получай свой пода
рок.
Парень успел поймать сноп, едва не свалившись с помоста.
— Бедняга, не зашибся там?! — весело кричит сверху Елька.
— Ух, я покажу тебе — бедняга. А ну, лови свой хлебушек,—
и
сноп опять легко взмывает вверх.— Раз, два...
— Три, четыре...— озорно подхватывает Елька и вместе со
снопом летит прямо в объятия Матвея.— Держи-и.
Доски на помосте скрипят, когда они оба, хохоча, валятся на
кучу снопов.
— Вот тебе! Вот тебе! — Елька, усевшись верхом, бьет рас-'
98