22 / 392
— Правильная, выходит, у него фамилия... Чер
ная кровь в его жилах течет... Наши его видели,
а ухлопать не удалось. Длинный, сухопарый, вся
грудь в крестах да медалях.
Ванюшка понял, что люди говорили о том самом
офицере, по приказу которого убили всех его одно
сельчан... Закрыв глаза, он увидел все в мельчайших
подробностях... Вот этот изверг сидит на коне, точно
каменный истукан, наслаждаясь мучениями советских
людей... А вот лицо его перекосилось от злобы и бе
шенства. Он кричит, размахивает нагайкой... На гру
ди блестит золотая цепочка...
Воспоминания утомляют. Разговор за стеной
смолк. Тишина действует благотворно, и Ванюшка
впадает в легкое забытье... Вот перед его глазами
опять, как живой, стоит Генрих Шварц. Он все такой
же — в серо-зеленом мундире, в высокой фуражке с
кокардой. Только вместо медалей на груди у него один
большой березовый крест, а вместо цепочки болтается
петля из толстой варовой веревки...
— Ну как,— слышит Ванюшка тихий, вкрадчи
вый шепот,— поправляется?..
,
— Плохо, милок,— таким же шепотом отвечает
кто-то. Ванюшке показалось, что он слышал где-то
этот голос, но где именно — припомнить не может.
Ванюшка открыл глаза. Перед ним, склонившись,
стоял их сельский фельдшер Федор Иванович — ста
рик с узким лицом и белой, клинышком, бородкой,
которого, за его пристрастие к нежному слову, в селе
звали Милок. Позади фельдшера стоял широкоплечий
человек с большой черной бородой. Ванюшка узнал и
его. Это был Иван Смелов — кузнец из соседней де
ревни.
Увидев, что больной открыл глаза, Федор Ивано
вич обрадовался.
— Вот и хорошо! Ай, как хорошо!
— Воды... пить,— попросил Ванюшка.
— Сейчас, сейчас, милок,— заторопился Федор
Иванович.
Ванюшка без отрыва, не переводя дыхания, выпил
полфляги сладкого остуженного чаю.
— Спасибо...
— Спасибо будем говорить после, милок, когда
18