18 / 392
жнивье. Ванюшка переводил взгляд, но не находил
матери, сестер и братишки.
Наконец, он их увидел... Мать лежала в пяти ша
гах, лицом вверх. Левая ее рука была откинута, а пра
вая лежала на маленьком Саше, который свернулся
комочком, точно выпавший из гнезда птенец. Старшая
сестренка лежала шагах в двух от матери, а младшая
застыла, уцепившись за подол материнской юбки.
Забыв об осторожности, Ванюшка, опираясь на
локти, пополз к своим. Надежда, что кто-нибудь из
них еще жив, не покидала его. Но это была только
надежда.
— Убийцы! Изверги! — исступленно закричал Ва
нюшка, привстав на колени и потрясая руками.
Это было его ошибкой. Зверь не понимает прокля
тий. Пуля летит быстрее звука, и короткую автоматную
очередь Ванюшка услышал уже после того, как ему
нестерпимо обожгло правый бок. Он медленно пова
лился, успев почувствовать под своей щекой мягкие и
еще теплые ножки Саши.
— Конец и мне...
Но это было ложное ощущение страха перед
смертью, вызванное первыми приступами нестерпимой
боли в боку. Полежав, Ванюшка почувствовал во рту
сладковатый вкус и ноющую боль в правой щеке.
Осторожно, боясь выдать себя, он медленно провел
ладонью по лицу. Она густо покрылась кровью. Вторая
пуля прошла чуть пониже виска, разрезав кожу.
Еще никогда Ванюшке так страстно не хотелось
жить...
— Только бы темноты дождаться...
И Ванюшка лежал, то впадая в тяжелое забытье,
то снова возвращаясь к действительности.
Он не мог бы даже приблизительно сказать, сколь
ко времени прошло с тех пор, как фашисты открыли
огонь: может быть, десять минут, а, может, и несколь
ко часов. Ни стонов, ни криков больше не было слыш
но, и над полем застыла зловещая тишина.
И вдруг Ванюшка услышал шорох. Чуть приоткрыв
глаза, он понял, в чем дело. Это шли немецкие солда
ты, шурша сапогами по сухому жнивью. Впереди,
в той же величественной позе, ехал на лошади долго
вязый офицер.
14